– Президент здесь уже второй день, – продолжил Суворов, с удивлением отмечая, что вместо злости он чувствует лишь вялое раздражение, – на кой ляд я его сюда притащил?
– Я попросил, – безмятежно ответил Струев, – он здесь нужен.
– Зачем?
– Объясню. Но потом. Ты кушай суп, очень вкусно у нас номенклатуру кормят.
Суворов принялся за еду, а Струев, понизив голос, спросил:
– Данила, тебе слово «конкуренты» что-нибудь говорит?
– Я знаю русский язык, доцент. Что там с конкурентами? В каком смысле?
– Да, милый, – протянул Струев, – я так и думал. Слушай, Данила, я вот алкоголик как бы, у меня с памятью должен быть полный швах, а помню я больше тебя. Вот тебе еще один пример. Ты усматриваешь связь между словом «педик» и Девятым мая?
– Ты совсем, что ли, очумел?! – вскинулся Суворов. – Совести нет, стыд-то хоть остался?
– А ты не ори, – спокойно и все так же тихо проговорил Струев, – кушай супчик, а то остынет. Еще один вопрос, о великий. Что тебе говорят даты 7 и 8 июня 2006 года?
– Ничего… Ну, это было время интенсивной подготовки к всплытию…
– Ты помнишь, когда мы начали использовать вот эти штуки? – Струев положил на стол свой персональный коммуникатор.
– Что, 7 июня 2006 года и начали? – спросил Суворов. – Почему я должен это так точно помнить?! Что, ты докопался?
– Больше вопросов нет, – Струев сгреб со стола свой коммуникатор, убрал его в карман и хлопнул рукой по столу, слегка пододвинув к Суворову салфетку, с которой он развлекался во время разговора.
– Да пошел ты! – Суворов отвернулся от собеседника.
– Уже иду. Даже курочку есть не буду. До встречи, о великий.
Струев встал и слегка неуверенной походкой вышел из столовой. «Клоун, мать растак!» – зло подумал Суворов и продолжил есть свой суп, уже чувствуя, как одновременно пропадает от раздражения аппетит и начинают наливаться свинцом глаза. Первое он доел, фактически давясь. Впереди его ждал или двухчасовой послеобеденный сон, или бестолковое окончание дня, сначала в борьбе с дремотой, потом, поздним вечером, с бессонницей. Чисто механически Суворов взял салфетку не из вазочки, а со стола. Он промокнул ею губы и уже собирался скомкать, когда увидел, что именно выдавил на ней ложкой доцент. С салфетки на Суворова смотрела звезда Давида. «Совсем сбрендил! – подумал Суворов. – Только жидомасонского заговора нам не хватало!»
– Вестовой! – позвал он. – Кофе. Быстро. Крепкий.
Через минуту до Суворова уже дошло, что означала звезда Давида на салфетке. Он пил обжигающий черный кофе, стараясь осилить его побыстрей и все пытался вспомнить, что же такого случилось в июне 2006 года, что Струев так зациклился на этом. И еще он силился сообразить, что может быть общего между Днем Победы и половым извращением. «Из нас двоих кто-то точно придурок», – подумал Суворов, вставая из-за столика. Когда он подошел к помещению И-96, в котором работал Штейман, дверь сразу, чмокнув и зашипев, открылась. Суворов вошел. Струев сидел на одном из столов, болтая ногами и держа в руке бутылку коньяка. Штейман стоял около компьютерного терминала и смотрел на настенные часы. Его рука зависла над клавиатурой, и он даже не обернулся на вошедшего. Дверь за спиной Суворова с шипением и отвратительным чмоканьем закрылась. Струев отхлебнул из бутылки и сказал:
– Проходи, милый, третьим будешь.
– Да что вы тут!.. – заорал было Суворов, но Струев быстро и с очень серьезным выражением лица поднес палец к губам, потом указал на Штеймана. Тот наконец шлепнул указательным пальцем по клавиатуре, обернулся и сказал:
– Все, комната слепа.
– Что происходит? – спросил Суворов.
– Пока ничего, – ответил Струев, – но скоро будет происходить. И вообще на вопросы отвечать сейчас будешь ты, милый.
– Забавно, – буркнул Суворов, взял себе стул и сел посреди комнаты, – что же, задавай.
– Вопрос первый, – Струев снова отхлебнул из бутылки, – почему по гамбургским событиям мне доступна не вся информация?
– Доцент, – Суворов покачал головой, – над нами нависла опасность, а ты все исследованиями занимаешься… У нас ситуация 23, не забыл?
– Не забыл, – ответил Струев. – Я просил всю информацию по всем темам. Почему ты мне ее не дал? Ладно, второй вопрос: почему ты не вел записей бесед с Джеймсом Тродатом, как того требуют правила, и почему он себя так нагло ведет? Вопрос третий: с каких это пор у нас должность Советника стала наследственной?
– Ты про Минейко?
– Догадался, надо же!
Читать дальше