Сергей Герасимов - Логика прыжка через смерть

– Умерла она, болезная, умерла, – ответил внутренний голос.

– А тебе чего надо?

– Отпусти ребенка.

– Как же, отпущу. Я за него расписалась.

– А если он сбежит? Просто возьмет и сбежит, например?

– У нас не сбегают, – соврала Ната и вспомнила сбежавшую девочку. Никакой он не внутренний голос, если не заметил столь громкой мысли.

– А помнишь, как ты воровала деньги из карманов в библиотечной раздевалке?

А как потом сбежала через крышу?

– Это в пятом классе, что ли? Так это всего один раз было.

– Ага. Ты думаешь, что такое поведение совместимо с твоей должностью?

– Что-то мне твой голос знаком, – сказала Ната. – То есть, ты знаком, если ты правда голос. Ну расскажи мне, расскажи про меня, пожури. Я ведь совсем бессовестная.

– А помнишь, как резала шины на велосипедной стоянке?

– Помню. Дура была. Надо было на автомобильную пойти.

– А помнишь, как выкручивала лампочки в новых домах?

– А вот этого не помню. Это кто тебе такое сказал?

Всю информацию Коре получил из досье М-кретинки Бяцкой.

– Я и сам знаю. Я же твой внутренний голос.

– Не нравишься ты мне. Что-то ты заголосил невовремя. Может, ты заткнешься?

Как насчет заткнуться?

– Внутренний голос никогда не нравится, потому что всегда говорит правду.

– А что ты еще знаешь?

– Знаю, что тебе не долго осталось на этом свете. Пора подумать о душе.

– Сколько осталось?

– Насколько я помню, в ближайшую неделю. Тебя укусит змея, как князя Олега.

Он сказал это и вспомнил, что змей в Осии нет. Может быть, в террариумах?

– Не укусит, а ужалит, – уточнила Ната.

– Нет разницы.

– А если я не выйду из комнаты?

– Есть люди с судьбой, Наточка, и есть люди без судьбы. Те, которых судьба ведет, чувствуют и ошейник, и натяжение поводка. Ты же сама об этом распространялась. Разве не помнишь?

– Как это случится? Кто-то подкинет змею в мою постель? Где он ее откопает?

– Нет. Я обещаю рассказать подробнее, если ты отпустишь мальчика.

– Я его в жизни не отпущу. И не из-за того, что не могу, а тебе на зло.

Хочешь, чтобы меня съела змея – путь ест; хочешь чтобы меня дракон проглотил – пусть глотает. Но приказывать мне никто не будет, даже мой собственный внутренний голос. Понял, голосочек, писклявенький ты мой? Вот и молчи, так будет лучше.

Вечером Ната приказала Бигудяеву взять две лопаты, нового мальчика и готовиться к работе. При детском приюте было небольшое хозяйство, которое вели сами воспитанники. В хозяйстве копали траншеи, ставили щиты и мишени, цепляли на столбы проволоку – для учений по обороне от вполне условного противника. В принципе, дети работали с удовольствием. Начальство тоже смотрело с удовольствием, потому оборона от чего-нибудь вполне условного – это в национальном стиле. Начальству обычно все равно что делается, лишь бы делалось это так, что еще большее начальство одобрит. На зиму траншеи прикрывали щитами.

Это была единственная работа, к которой дети не допускались или допускались только под присмотром взрослых. Обычно копал Бигудяев – один из трех санитаров приюта, мужик жилистый, потный и тупой, зато трудолюбивый и производительный как слон.

Ярослава Ната решила взять на всякий случай – с ней-то он точно никуда не сбежит. Внутренний голос снова возник ночью и пробовал увещевать ее, но, разумеется, напрасно. Отчаявшись, голос предупредил, что на луг ехать не нужно, потому что змея будет как раз на лугу. Голос сообщил и другие подробности, но сказал мало конкретного. Похоже, что он тоже не все знал. Ната послала голос подальше, шепотом, одним движением губ, чтобы следилка не записала, и накрылась одеялом с головой. Под одеялом она еще долго не спала, спрашивая сама себя и сама себе отвечая. Она продолжала делать то же и во сне, а когда проснулась на рассвете, была такая тишина, что хотелось плакать, и древние камни монастыря были влажны от росы.

Все утро она ждала, что голос возникнет снова, но голос молчал. Она позавтракала и, встав из-за стола, попыталась вспомнить что же она только что ела. Вспомнила, лишь взглянув на грязную тарелку. В следующий раз она вышла из оцепенения, сунув руки под кипяток, – по ошибке открутила не тот кран. Она ясно чувствовала натяжение поводка, но собиралась еще хорошо покусаться напоследок.

Дважды она выходила на центр двора, якобы для проверки качества уборки, дважды звала голос и дважды возвращалась в комнаты злая как черт, дважды давала нагоняй сестре-хозяйке, превышая свои полномочия. Перед самым отъездом на луга она вдруг увидела лицо смерти на паркете – смерть была черной женщиной почти без лица, лишь со щелками глаз и большим ртом, а во рту зубы неравной длины. На голове у смерти был светлый колпак, похожий на ночной. Ната сфокусировала взгляд и лицо смерти превратилось в обычные грязные пятна на полу. Пускай даже я видела лицо, – подумала она, – но почему я решила, что это именно ЕЕ лицо?