Сергей Герасимов - Логика прыжка через смерть

– По-моему, неплохо придумано, – предположила машина. – Никак не могу понять, зачем оно тебе надо. Таких зверей не бывает.

– А если он перекусит цепь?

– Не должен.

– И все-таки.

– Пожалуйста, – сказала она обижено.

Машина превратила чугунную цепь в полиборазоновую и даже написала на каждом кольце результаты испытаний на прочность.

– Теперь, надеюсь, сойдет?

Полиборазон был самым прочным материалом, который имелся в распоряжении человека. И он был легче металла – он представлял собой синтетический минерал.

– Теперь сойдет. Запоминай модель и крути ее в памяти до тех пор, пока я не прикажу тебе перестать. По поводу этой модели ты слушаешь только мои приказы. Давай!

– А что мне за это будет?

– Душевная благодарность.

Он вошел в восьмой срез подреальности, подождал, пока гул утихнет, и вышел из комнаты. На дороге прыгал плененный глотатель. Он переворачивался на спину, подскакивал, показывая более-менее светлое брюшко с тремя полосками, пытался лететь, бежал и бил рогатку о стволы деревьев.

– Эй! – крикнул Коре, – Сюда!

– Уггга! – закричал глотатель и понесся на врага. – Игогого!

Коре прыгнул в сторону, глотатель повернулся и зацепился рогаткой за дерево. Еще секунда – и человек оказался за его спиной. Тварь сделала еще несколько кувырков и затихла. Глотатель лег среди клубов опускающейся пыли и вывернул голову, глядя на человека.

– Ты понимаешь человеческаю речь?

– Угу, – сказал глотатель.

– Тогда внимательно слушай. Я посадил тебя на цепь, но только я смогу тебя освободить. Даже если кто-нибудь откроет замок и ты сорвешься с цепи, это тебе не поможет. Ты снова будешь на цепи, потому что я не отменил своего приказа.

Понял?

– Да, – сказал глотатель и щелкнул пастью, – все равно съем.

– Если съешь, то уже никто не сможет тебя освободить. Но ты слишком глуп, чтобы понять эту идею.

– Угу, – согласился глотатель и посмотрел на человека голодными глазами.

Почесал шею о камешки.

Детей в приюте было немного. На второе августа – сорок шесть человек, сорок из них – мальчики, все дикие и дурные. При правильном подходе из таких тоже вырастают хорошие борцы за идею. Однажды привели сорок седьмого.

– Имя? – спросила Ната.

Мальчик молчал.

– Имя? – еще раз спросила она и, не ожидая ответа, влепила пощечину.

Если хочешь, чтобы чтобы к тебе прислушивались, действуй неожиданно.

– Ярослав, – сказал Ярослав и захныкал.

– Сбежал из дома?

– Не скажу!

– Скажешь. А сейчас иди в палату. Там тебе приклеют парик и дадут форму.

– Я не хочу одевать форму!

– Надевать, – уточнила Ната.

– Нет разницы!

– Все дети мечтают носить форму, – она процитировала Макаренко. Несмотря на украинскую фамилию, Макаренко не был вычеркнут из учебника педагогики. Он просто стал Макаренковым.

Ребенка увели.

– Ната? – спросил голос.

Она еще никогда в жизни не слышала голосов, но знала, что некоторые слышат. особенно те, которые много пьют. Алкоголиков Ната презирала – как презирала и любые другие слабые существа. Ната не умела быть слабой.

Она, не отводя глаз от воображаемой точки, увидела камеру следилки: для педагога хорошее боковое зрение есть обязательный навык. Следилка, как и положено, следила.

Она набрала внутренний номер 011.

– Бигудяев? Присмотри за новеньким. Его зовут Ярослав. Не отдавай его в общую палату – его там сразу убьют. Да, правильно, сопляк. Я пойду во двор, посмотрю, как там убрали. Ну подержи его на чистой воде, если не хочет. Сразу станет шелковым.

Непослушного воспитанника обычно поили чистой водой. Организм осианина мог безболезненно усваивать только загрязненные продукты, поэтому чистая вода причиняла ребенку довольно сильные мучения, которые он не мог долго переносить.

Пытка чистой водой не причиняла органических повреждений, но давала полезный психологический настрой. После изобретения такого метода случаи непослушания в приюте почти исчезли.

Ната вышла во двор, на самую средину, и стала вглядываться, в поисках мусора.

– Ау, Наточка, с каких это пор ты педагог? – спросил голос.

– С тех самых. А с каких это пор я тебе Наточка?

– С тех самых. Я твой внутренний голос.

– Плевала я на внутренний голос. Ты сейчас у моего левого уха.

– Как тебе не стыдно, лапочка, ударила ребенка.

– А где ты раньше был, защитник?

– Я ждал. Я думал, что что проснется твоя совесть.

– Чего же она не проснулась?