С тех пор со мною стали происходить разные странные вещи, например, весь наш барак – а мы жили по свински в то время, в бараках, никакой санитарии и медицины поначалу – наш барак был заражен туберкулезом. И я в том числе. Но я выздоровел, сам, безо всяких лекарств. А это было невозможно, физически невозможно, особенно в те времена. Кроме того, во мне проснулось что-то вроде внутреннего голоса, это был не голос на самом деле, а некий, незнакомый мне оттенок моей собственной воли – и он мне многого не позволял. Не позволял риска или явного безрассудства. Раза два он останавливал меня на краю гибели. И еще кое-что: чем дольше я жил, тем сильнее мне хотелось одного: уничтожить своего обидчика, уничтожить врага, уничтожить тот муравейник.
– То есть, нормальная благородная задача.
– Ничего подобного. Во мне поселился… Как это сказать, такого слова нет… какой-то микротанцор. Маленькая посторонняя жизнь, которая пыталась мною руководить и порой выкидывала разные кренделя, значения которых я не понимал. Он танцевал свой собственный танец, вот в чем дело. Когда я пробовал возражать ему, он быстро ставил меня на место. Впрочем, если сказать правду, он меня хранил. Оберегал… Когда я вышел из тюрьмы, многое изменилось.
Во-первых, зеленые пришли к власти. Закрылись всяческие космические, ядерные, военные программы. Стали меньше добывать топлива. Люди умилялись, читая стихи о животных. Величайшим писателем двадцатого века был объявлен Даррел, писавший исключительно о животных. Я вернулся в другой мир, где биологию стали ценить выше, чем математику. И в этом что-то было, поначалу: люди стали спокойнее и чище. Они не говорили о политике, не боролись за всякие права и свободы, как в свое время было модно. Все чувствовали себя свободными.
Все дышали свободой. Никто тогда и не предполагал, как сильно зеленые смогут затянуть гайки.
Первым делом я нашел того человека, который помог мне выжить. Или он нашел меня, это неважно. Если у меня были какие-то сомнения, то теперь они рассеялись.
– Заражение? – спросил Гектор.
– Да. Я был болен. И он был болен. Теперь мы оба служили муравейнику. Но ДРУГОМУ муравейнику. Два муравейника враждовали, боролись за среду обитания, старались уничтожить друг друга. Они посылали друг другу воинов, агентов или диверсантов, называй как хочешь. Одним из них был я.
– Вы когда-нибудь видели СВОЙ муравейник?
– Никогда. Для меня это невозможно. Разве что он сам захочет меня увидеть.
Но он не захочет, если это не нужно для моей миссии.
– Миссии?
– Да. Моя миссия лишь в том, чтобы уничтожить врага. Вот уже тридцать шесть лет я живу на свете только для этого; все, что я делаю – только для этого, у меня нет своей воли и своих желаний. Маленький черный человечек продолжает танцевать в моем мозгу… Днем и ночью… Но это мне нравится.
– Нравится?
– Нравится – слишком слабое слово. Я был счастлив – до того момента, когда проиграл.
– На что это больше всего похоже?
– На любовь. Только на любовь. Потому что любовь – единственный надежный способ подчинения человека. Боль и страх ненадежны, они требуют постоянного контроля, постоянных усилий. Они направлены против человеческой воли и поэтому сильная воля может восстать против боли и страха и победить. Но любовь совсем другое дело. Ее вектор совпадает с вектором воли. Власть любви бесконечна. Самые великие деспоты прошлых столетий внушали к самим себе самую великую любовь – тем и держались… А то, что было во мне… Только это сильнее, чем любовь к женщине, к детям, к стране или к богу, потому что ради этого можно пожертвовать и первым, и вторым, и третьим, и четвертым. Я жил как во сне, но это был счастливый сон.
– А сейчас?
– А сейчас все кончено. Я стал ненужен. Я вскоре умру. Осталась лишь последняя вещь, которую я могу сделать.
– Например?
– Найти себе замену. То есть, заразить тебя.
Он подошел к столу, вытряхнул содержимое ящика. Бумаги, кассеты, ключи, оранжевые ремешки микротриссов. Распечатал кассету и вынул из нее пистолет.
Маленький, почти без ручки – безинерционная модель. Сел и положил оружие себе на колени. Остальное стряхнул на пол.
– Подними меня, подними меня, подними меня… – запищал потерянный ключ.
– После того, что я рассказал тебе, я не отступлюсь, надеюсь, что ты понимаешь, – начал шеф. – Стой где стоишь! Сейчас объясню. Все, во что ты веришь – чепуха. Ты сам это поймешь через пять лет. Проходит пять или десять лет и ты оглядываешься назад и каждый раз видишь, что то, во что ты верил чепуха, потом еще пять лет и ты опять увидишь что все было чепухой и проживи ты хоть тысячу лет, ты будешь верить и делать только чепуху, но понимать это будешь слишком поздно. В жизни людей нет ничего настоящего. Жизнь это нонсенс, это концентрированный раствор бессмысленности, в котором иногда рождаются кристаллы красивого бреда. Я дам тебе единственную настоящую вещь. Можешь сесть, но только вон там. Руки на колени и сидеть смирно.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу