Сергей Герасимов - Помни о микротанцорах

– Где ты его держишь?

– Раньше он жил на даче, там у меня большой участок; он сам охотился на кроликов и мышей. Теперь я держу его при себе, на всякий случай.

– Ты не боишься?

– Он уже старик, почти одиннадцать лет. Мы столько времени пробыли вместе, что, кажется, способны понимать мысли друг друга. Он совсем не злой и хорошо слушается.

– Ты говорил, что у тебя есть и другие звери?

– Разве говорил?

Модулятор мог управляться лишь одним человеком. Кресло тоже было одно. Но к устройству подключалось сразу несколько виртуальных шлемов, что делало его незаменимым при обучении. Шлем позволял наблюдать и общаться, но не вмешиваться в процесс.

– Я знаю, – сказала Анна в ответ на его объяснения. – У нас в институте такой был. Мы делали на нем простые работы, как вроде, переставить гены местами.

– Получалось?

– Нет. Обычно нет.

– Здесь нужен навык.

Он сел в кресло, а ее оставил на диване, за своей спиной.

– Где сейчас Джек? – спросила она.

– Не имею понятия. Он не только невидим, но и не слышен. Он привык маскироваться. Может быть, ты дотронешься до него, если протянешь руку.

– Не пугай меня.

– Он не страшен.

– Ты страшен. Я начинаю тебя бояться.

– Тогда включаемся.

Он активировал модулятор и сразу ушел в глубину. Он шел спокойно и уверенно, чуть быстрее, чем того требовало дело, может быть, желая произвести впечатление. И он произвел.

– Так быстро, что я не успеваю следить, – сказала она. – где мы?

– Внутри клетки. Вон там ядро.

– Почему оно бесцветно?

– Потому что только учебные препараты окрашивают. Это его естественный цвет. Но мы как раз подошли к пределу естественного цвета. Сейчас цвета будут моделироваться компьютером. Я опускаюсь еще на уровень.

Он вошел глубже и все сразу взорвалось цветами – это было как фейерверк сразу со всех сторон: каждая крошечная пылинка атома пылала собственным сиянием.

Он снизил яркость и выбрал одну из хромосом. Даже при этом небольшом увеличении, он увидел, что был прав: порядок атомов нарушен, сразу заметна неестественная комбинация с двумя атомами натрия.

– Видишь? – спросил он.

– Где?

– Здесь, – он протянул руку и показал. – Эта структура не могла образоваться сама. Я встречал ее множество раз. Она была у женщины, которая напала на меня в подьезде. Она была в генах того муравья, мертвое тело которого мы чуть было не привезли в морозильнике. К счастью, я взял его ноготь. Теперь она в катином волоске.

– Значит, ты ее вычислил?

– Я вычислил ее еще два года назад.

– Как это может быть?

– Эта та самая молекулярная структура, которая названа моим именем. Та, из-за которой меня выгнали из-за университета.

– Та, из-за которой мы встретились, – сказала она.

– Конечно. Иначе я бы никогда не пришел в лабораторию. Структура Пущина-Беева. Но она есть в каждом человеке, в тебе и во мне, в том числе. Эта та самая кнопка, которую можно включить в любой момент. Просто сейчас она включена. В тебе и во мне она выключена. Но это ни о чем не говорит. Стоит ее нажать – и мы с тобой тоже превратимся в тупых муравьев.

– Анализ?

– Анализ мы организуем. Трех разных образцов для компьютера достаточно.

Вначале проверим всех, кто работал в лаборатории.

– И меня?

– И меня тоже.

Над лесным озером висели неподвижные кучевые облака; в голубых провалах между ними высоколетящие самолеты оставляли свои белые полоски; чернела вертикальная струна космического лифта. Лес на противоположной стороне казался совсем темным и чуть голубоватым из-за расстояния; над ним поднимался дым, двумя наклонными, пронизанным солнцем перламутровыми полосами – лесной пожар.

Моб медленно подъехал к розовой двухэтажной вилле, мирно лежащей в зелени, как помидор в салате. Гектор посигналил дважды, потом потом посидел минуту, щурясь от головной боли, потом вышел из машины и подошел к воротам.

Калитка оказалась незаперта.

Головная боль была его постоянным спутником. Ее не снимали никакие лекарства. Порой она была почти непереносима, хотя обычно оставалась слабой, как гудение трансформатора. Сегодня в его левый висок вбивали раскаленный до бела гвоздь.

Шеф не появлялся в лаборатории уже больше недели. Телефон не отвечал. Вриск сообщал, что все в порядке, и отказывался говорить о чем-либо еще. На работу перестали выходить даже уборщики. Впрочем, Гектор нашел их всех, кроме уборщицы Уваровой – та пропала неизвестно куда. В последние месяцы она настойчиво вручала всем и каждому смешные брошурки, взывающие к борьбе за женское дело. Но теперь исчезла даже она. Все разрушалось, все превращалось в прах – так разрушается мертвое тело. Лаборатория даже перестала выполнять мелкие обязательные контракты, которых имела множество, и это грозило обернуться большими финансовыми неприятностями. Но Гектор приехал не только за этим.