Александр Громов - Шаг влево, шаг вправо

– Ни черта ты не понял, – усмехнулся Максютов. – Не трудно – почти невозможно. Я тогда не просто снижался – валился на крыло и падал в штопор, чудом не попал под суд… Но я рискнул и выиграл. И тебя не дал затоптать, хотя это и увеличило степень моего риска. Я вправе требовать от тебя, Алексей, многого, очень многого… Погоди, не перебивай. Ты мой с головой и потрохами, без меня никому не нужен, и ты это знаешь. Я могу тебе приказывать. Но твой ребенок, Алеша, – не мой. Ему я не могу приказывать, я могу лишь просить тебя о громадной услуге…

– Или заставить, – перебил я.

– Да, Алеша. Или заставить. Именно так. Но я не хочу этого делать. Совсем не хочу.

– А вы попробуйте, – посоветовал я.

Максютов опять закряхтел и заворочался, а я с нарастающей отчаянной злостью подумал, что, с его точки зрения, веду себя совершенно неприлично. Ну в самом же деле! Такая строптивость подчиненного даже обидна. Он крепко знает, что я его человек – обязан ему и лично предан. И оттого не хочет грубо ломать меня, тратит время на дипломатию. Он рассудил, что при должной обработке я сам пойду ему навстречу.

Что ж, я тоже рассудил.

Ему обязан только я. Настька ничем ему не обязана. Впутывать мою дочь в эту историю он не имел права. Во имя чего бы то ни было.

– Помоги мне, Алеша, – тихо попросил Максютов. – Знаешь, сколько сук ждут не дождутся, чтобы я оплошал? И кому мы с тобой надобны без Монстра? Хотя бы ради себя помоги. Пока Монстр еще жив, мне нужен решительный успех, чтобы по меньшей мере удержать позиции. Кто ты без меня? Покачусь я – покатишься и ты, можешь не сомневаться. Будешь рад тянуть лямку где-нибудь в Уссурийске. А так… да мы же всех сук возьмем к ногтю, понимаешь?

– Да, – сказал я. – Монстром можно убить, Монстром можно спасти… как там дальше? Полки повести, кажется?

– Это уже твои вольные выдумки… Так ты согласен, Алеша?

– Нет.

– Опасность не так уж велика. Я бы сам пошел, будь у меня твои свойства и полное взаимопонимание со слабоумным ребенком, – к сожалению, у меня нет ни того, ни другого. Но старый Носорог умеет быть благодарным.

– Не тратьте зря времени, Анатолий Порфирьевич. Я не согласен.

– Зря, Алеша. – Максютов вздохнул.

– Наверное, зря, – согласился я. – Но не могу.

– Ну что ж…

Я с каким-то болезненным интересом ждал, что последует за этим «ну что ж». Из-за спины, где в машине Максютова, как положено, прозябали аптечка и огнетушитель, он достал маленький плоский ноутбук, щелкнул выключателем, извлек из внутреннего кармана дискетку, воткнул в дисковод и, потыкав в клавиши, положил ноутбук мне на колени.

– На, полюбопытствуй.

Сначала я ничего не понял. Это был фильм, черно-белый, плохого качества и очень темный. Я не сразу сообразил, что чернота на экране вызвана тем, что съемка велась ночью.

Какая-то помойка… И две приближающиеся фигуры – мужские, рослые, в мешковатых куртках. Свет цепочки фонарей бьет им в спину, видны только силуэты.

Кто такие?

Изображение покачивалось и подергивалось – снимали явно не с треноги.

Фигуры приблизились вплотную.

– Козел, – сообщил один другому, явно провоцируя оператора.

– Типичный, – согласился второй. – А машина у него ничего, стильная. Как думаешь, даст покататься?

– Хорошо попросим – даст, – высказал мнение первый.

И – немедленно – ответ обоим:

– Отойдите, ребята. Не до вас.

Я вздрогнул. Ответом был мой собственный голос, глуховатый и немного бубнящий, будто в чем-то резонирующий. Ясное дело, в чем!.. В моем черепе!

Я узнал время и место действия. Ноябрь прошлого года, ночь, свалка возле Строгинской поймы. Я был там после беседы с Максютовым, сосватавшим меня на «Зевс». Наверное, был и после, до визга поругавшись с Машей, весь в расстроенных нервах, взбешенный… Но ведь я же не помню этого! Не помню!

Ластик!..

Вот что я, оказывается, стер.

– О! Он грубит! Ты слышал? Нехорошо.

– Невежливый…

– Придется научить, а? Как полагаешь?

– Ох, придется…

Что случилось тогда? Вспомнить, скорее!.. ЧИППИ! Нет… Ластик надежен.

Сейчас я увижу, что случилось.

– Уходите, ребята, – глухо забубнил я. – Даю три секунды. Не доводите до греха.

Тускло блестит лезвие финки в свете дальних фонарей, тянется к «камере».

– Смотри, он крутой! Угрожает!

– Мальчик, подари нам свой пальчик…

Ну, ясно. Без моих папиллярных линий им не включить зажигание и не перекодировать идентификатор. С некоторых пор многие жертвы грабежей страдают беспалостью.