Елена Хаецкая - Несчастный скиталец

– Ах, что вы говорите! – вскричал я, а Эмилия мстительно разсмеялась.

– В оное платье вы облачитесь, и с этим по простыням выберетесь из окна. Только не очень мешкайте – есть опасность немалая быть замечену городскою стражей. Лакей вас на земле примет, и тут вы не теряйтесь – в двух шагах, на углу, будет ждать карета с нами внутри. Кучер – мой человек, лошади славныя – в два щета будем мы вне города.

– Но дальше…

– Дальше – судьба решит. Теперь же мы пойдем.

На прощание сестрица Эмилия, зря мою покладистость, сжалилась надо мною.

– Пожуйте сей целебный корешок, – сказала она. – Средство испытанное. Да смотрите, не погубите нашего плана!

Мартос, слуга мой пронырливый, проводил обоих вон, а я же, жуя корешок, горько горевал:

– Прощайте, уютные мои стены! Прощайте, мои картины! Мои курильницы с деликатными ароматами, мои фарфоровыя пастушки и букеточницы! Навсегда прощайте мои запонки, золотыя, серебряныя и жемчужныя – вряд ли смогу взять я с собою более двенадцати пар! И камизолы мои наряднейших фасонов, и рубашечки! Особливо прощайте воротнички, кружевныя и так. Перчаток более трех пар наврядли возьму – и перчатки прощайте! Живите долго, занавеси и скатерти. Ты, покойное кресло зеленаго дерева и с подушкою, – желаю тебе не угодить в пещь. Шейныя платочки, плоеныя и простыя, трости – особливо с ручкою из кракенова клюва, альбомы пикантныя, парички – черныя, белыя, лиловыя и беж, панталончики и кюлоты, чулочки – иные теплыя, иные – нарядныя, жилеты – особливо бирюзовый с разводами и другой с чорными пуговками, духи – пачули и амбра осьмнадцати сортов, такоже и масло черепахова дерева, булавки алмазныя и изумрудныя, башмаки с бантами и так, на красном каблуке и на жолтом, накладныя усы сорока фасонов и цветов, механическая вастрийская коровница с головою из фарфору и коровою (у коровы кто-то роги оббил), гобелены и бумазейныя ширмочки с откровенными сюжетиками и астрами, ленты, свернутыя и пучками, белила, сурьма для бровей, ножи для фруктов коллекционныя, пасьянсныя карты всех размеров, нескромныя и простыя, шлафроки – лазоревый, пюсовый, орельдурсовый, накаратовый, массака, мердуа и цвета влюбленной жабы…

Так я говорил, а в это время подошед ко мне моя Милушка зачла проситься на ручки. При сем я напросто разрыдался и сквозь слезы рек:

– Тебя же, моя душа, я нипочем не оставлю!

Прижал я Милушку ко груди, а она меня язычком по лицу лизнуть не преминула, слезы мои утирая.

Решено!

Стал я укладывать вещи – камизолов взял два нарядных, два дорожных и один нарочитый – для охоты. Рубашек взял семь пар, да башмаков – четыре пары. Взял тако же и пять жилетов. Шляп взял две, по числу париков, каковых взял чернаго и белаго по одному. Взял платков и пачулей четыре пузырька. Тростей – увы – не взял вовсе, но взял шпагу – в пути приличнее. Взял плащ на мерлушках и соболью пелерину. Для одеял же места уже не доставало, равно как и для походной посуды. Взял желудощных капель, да от кашля, да от костяной ломоты. Да шпанских мушек в склянке, на случай. Тако же взял пилку для ногтей алмазную, нарочитую бархоточку для оных же и особливые ножнички. Взял дюжину гребенок, помады, пудры и полоскания для рта. Взял прибор бритвенный и квасцов.

За сими трудами мои зубные страдания окончились. Помог мне сестрицын корешок, только от его соку зубы и язык в моем рту сделались зеленоватыми. Посокрушавшись ради сих причин, вызвал я Мартоса, ленивого моего слугу, и велел указанные тюки и саквояжи вынести из дому, как бы в прачешную. Прихватив при этом на чепь и любезную мою Милушку.

Приказал я ему соблюдать осторожности, да только сторожа мои к сему времени были готовы. Двое лежали, сраженные дивным напитком на месте, третий упал в погребец, а четвертый, сержант, смотрел на бутылку и приговаривал: «Вот славное вино!» – а более толку от него не было.

Подозвал я к себе Азель и другую кривобокую и, глупейшим образом себя ощущая, велел подать теткино выходное платье. Те, изрядно недоумевая, принесли оное.

Зачал я в него облачаться – что за вздор! Дамское платье – хитроумнейшая загадка. Для опытнаго кавалера совлечь оное с дамы – вовсе не штука, а поди-ка попробуй на собственной персоне застегнуть сии головоломные крючки! Словом, пришлось приживалкам моим меня наряжать. И покуда вертели они меня, словно бы болвана портновскаго, я так размышлял: «Что я делаю? Почто позволил я втянуть себя в историю? Ежели изловят меня в таковом наряде, то не преминут с насмешками посадить в нарочитую камеру, где любители мущин обретаются. И какова же в сем ирония судьбы! Коварная Феанира в мужском платье мой дом покидала, я же в женском из него бегу».