Елена Хаецкая: Поп и пришельцы

Отец Герман нашелся на огороде. Сверял что-то с грядки с тем, что было в тоненькой затрепанной книжке. Надежда деликатно протиснулась в калитку, прошла несколько шагов, и тут поп поднял глаза. Она сразу остановилась.

– Добрый день, – сказал отец Герман с любопытством.

Надежда от души колыхнула грудью, собралась было заговорить о своем деле, но заплакала.

– Вот, – вымолвила она сквозь слезы, и с ее пальцев свесился на цепочке крестик. – Крестик у него был… отпеть…

Отец Герман посерьезнел, крестик взял, Надежду отвел на веранду и угостил там чаем. Отпевание назначили на завтра. Надежда ушла успокоенная и отчасти гордая собой.

Закрытый гроб доставили из милиции прямо в церковь. Смущаясь, стали собираться люди. Ждали чего-то нового. Дядя Мотях сдернул кепку с маленькой, просаленной, черной головы и принялся вертеться по сторонам и клацать языком о зубы. Стасик Мрыхов был бледен и шепотом сознавался Стафееву, что боится покойников. Бабушка Курмей, завидев гроб, вдруг забеспокоилась, зашлепала по крышке руками, залопотала и впала в мрачную тревогу. Ее усадили на скамеечку у входа и там оставили.

К собравшимся вышел наконец отец Герман. Пришло человек сорок. Он всю ночь думал над тем, что скажет им. Нужно было сказать нечто такое, что заставило бы потом хотя бы десять из сорока прийти снова.

– Современный человек обычно делает вид, что смерти не существует, – начал отец Герман. – Поэтому она застигает его врасплох.

Он хотел бы сказать им о том, что чувствует на самом деле: как вздрогнули в дремучих лесах темные нежити, когда Курмей вдруг рассыпался над их головами множеством ярких осколков.

– Андрей, думается мне, был хорошим человеком, – сказал вместо всего этого отец Герман.

И уж конечно тотчас нашелся человек, который отметил:

– Смерть забирает лучших.

Этим человеком оказался Игнатий Федорович Адусьев, владелец магазина-«стекляшки». Высказавшись так, он громко вздохнул и оглянулся.

Отец Герман стремительно напал на него:

– А вот это неверно, – сказал он. – На самом деле смерть забирает всех.

Это их напугало. Запереглядывались. Дядя Мотях скривил губу, которая без папиросы смотрелась неприлично голой. Стафеев раздул ноздри. Страстотерпец царь Николай взирал на него сочувственно.

Не получилась речь к прихожанам.

Отпели и закопали мотоциклиста, прикрутили проволокой к кресту фото. На снимке Курмею лет двадцать – все то же самое, только нет истасканности. Надежда, ощущая себя как бы вдовой, взяла к себе бабушку Курмей. А та, оказавшись снова на печке, опять погрузилась в светлое беспамятство. Так и преставилась под самое Рождество 2236 года.

Теперь в храм стали захаживать. Слушали, полуоткрыв рот, – недолго, правда, быстро соскучивались и уходили. Дядя Мотях говорил: «Излагает мудрено, иные слова как не по-русски. А вот запах там приятный».

Отчаянно смущаясь и от всех таясь, Стасик Мрыхов покрестился и купил за десять рублей молитвенник и образок. «Мне Курмей снился, – признался он отцу Герману. Стасик говорил так невнятно, что священник едва разбирал сказанное. Да еще голову свесил почти до колен. – Усы у него почему-то… Покреститься советовал…»

Надежда тоже сперва ходила в храм, но потом обиделась крепко, когда отец Герман указал ей на существенную разницу между «возлюбила много» и «возлюбила многих».

Перед Пасхой 2236 года неожиданно явился сам г-н Драговозов с супругой и двумя дочками. Драговозов был крупен и мясист – килограммов сто первосортной буженины; супруга его, напротив, худощавая и с виду злая, похожая на белокурого кузнечика; дочки, семи и четырнадцати лет, – красивые и неожиданно милые. Девочек отправили в сад – смотреть скворечник.

Господин Драговозов втиснулся за накрахмаленный стол, несколько раз с трудом повращал головой, озираясь. Обстановка маленького, очень бедного дома, казалось, вызывала у него большое недоумение. Супруга снисходительно поместилась на стул и сразу стала производить впечатление странного, совершенно лишнего предмета. Матушка ушла готовить чай. Драговозов пошевелился, откуда-то извлеклись конфеты в расфранченной коробке и очень глянцевая книжка «Кролики Драговозова» с красавицей в сарафане. По косе красавицы карабкались к ее кокошнику пушистые кролики, а еще одного она держала на руках.

– Это… – выдавил Драговозов. Стул под ним пискнул, и Драговозов снова замер.

Тем временем из драговозовской машины вышел человек и выгрузил во дворе большой блестящий предмет.