Алексей Калугин - Полет мотылька

Оператор держал фотографию на экране минуты три. Все это время ведущий за кадром хранил гробовое молчание. Скорее всего, потому, что комментировать тут, собственно, было нечего. Человек, наделенный воображением, мог увидеть на снимке все, что душе угодно, – хоть снежного человека, хоть пьяного соседа. Прочим же, для того чтобы внутренне содрогнуться, довольно было знать, что перед ними уникальное, существующее в единственном экземпляре изображение загадочного в своей неопознанности и зловещего в своей необъяснимости ликантропа. Когда же ведущий вновь появился на экране, он стоял уже рядом с креслом, в котором совершал странные телодвижения научный консультант, пытавшийся принять хотя бы относительно устойчивое положение.

– Я хочу, чтобы вы взглянули на это, Семен Северинович. – Ведущий протянул снимок доктору.

– Да, собственно, я его уже видел, – ответил из глубин кресла доктор Вертер.

– И все же… – Ведущий с удвоенной настойчивостью протянул ему снимок.

Вытянув шею, Семен Северинович недобро глянул на ведущего поверх очков.

– Может быть, вы для начала поможете мне встать?

– Конечно, – взяв микрофон и снимок в одну руку, ведущий протянул свободную руку консультанту.

Семен Северинович с явным облегчением выбрался из кресла, сидя в котором чувствовал себя крайне глупо. После этого ему уже не оставалось ничего другого, как только взять фотографию, которую всеми силами старался всучить ему ведущий. Бросив беглый взгляд на нечеткое изображение, Семен Северинович скептически усмехнулся:

– Вы хотите, чтобы на основании этого снимка я поставил диагноз?

Уходя от прямого ответа на поставленный вопрос, ведущий заговорщицки улыбнулся:

– Я полагаю, у вас все же сложилось какое-то мнение по поводу того, что мы услышали от нашего гостя?

– Конечно. – Семен Северинович не спеша снял очки и протер их носовым платком в крупную синюю клетку. Закончив эту процедуру, он аккуратно сложил платок, аккуратно уложил его в нагрудный карман пиджака так, чтобы выглядывал кончик, а очки водрузил на прежнее место. Заложив руки за спину, он устремил задумчивый взгляд поверх объектива нацеленной на него камеры. – Судя по описанию внешнего вида и поведения тех людей, с которыми довелось встретиться вашему гостю, – доктор Вертер сделал жест рукой в ту сторону, где находился человек в клоунской маске, но камера не последовала за ним, – речь идет о больных крайне тяжелой формой эритропоэтической порфирии, или, иначе, – болезнью Гюнтера. Это заболевание, связанное с нарушением обмена веществ, возникающим по причине генетических дефектов. Одним из первейших диагностических признаков порфирии является везикулярная эритема. Другими словами, кожа больного становится чрезвычайно чувствительной к свету, в особенности к солнечному, под воздействием которого покрывается воспаленными пятнами. Со временем воспаления превращаются в язвы, которые переходят на хрящевую и костную ткань, что приводит к разрушению носа, ушных раковин, век и даже пальцев. Именно об этих признаках, придающих больному полузвериный облик, как раз и говорил товарищ сержант.

– А как же красно-коричневый цвет зубов? – поинтересовался ведущий.

– Зубы приобретают необычный цвет из-за отложений порфирина. Кроме того, человек, страдающий порфирией, не стрижется и не бреется по причине раздражения кожи, на что также обратил внимание ваш гость.

– Но они были голые! – раздался из-за кадра голос сержанта.

– Все по той же причине, – с невозмутимым спокойствием ответил Семен Северинович. – Вам, наверное, приходилось обгорать на солнце? Уверяю вас, те страдания, что пришлось вам пережить, когда на следующий день вы пытались натянуть на себя майку, не идут ни в какие сравнения с теми, что испытывает в аналогичной ситуации больной порфирией. Поэтому-то он предпочитает дневным прогулкам ночные.

– Ничего себе прогулки! – Ведущий вскинул над головой руку, меж пальцев которой была зажата фотография. – Во время этих, как вы выражаетесь, прогулок, ликантропы убили тридцать пять человек!

Сказано это было так, словно в половине зверских убийств ведущий обвиняет стоявшего перед ним доктора. Семен Северинович ответил в своей обычной манере – спокойно, глядя мимо собеседника, мнение которого, судя по всему, было ему глубоко безразлично. Доктор Вертер хотел, чтобы всем – и назойливому ведущему, и сержанту в дурацкой маске, и режиссеру, сидевшему за звуконепроницаемой стеклянной перегородкой, и оператору, прячущемуся за камерой, и зрителям, которые смотрели передачу, сидя у экранов своих телевизоров, – было ясно: он готов проанализировать предоставленные ему факты, но при этом не намерен делать никаких окончательных выводов.