Алексей Калугин - Полет мотылька

Геннадий Павлович задумался. В принципе такое было возможно. Для этого нужно было вначале вычленить тот небольшой фрагмент ложных воспоминаний, что делал его послушным и покладистым. Оставив лишь его и убрав из памяти все прочие ложные воспоминания, работодатель получил бы то, что ему и требовалось – ученого, знающего, что нужно делать для того, чтобы довести проект до конца, и не имеющего ничего против того, чтобы продолжить сотрудничество. Вопрос только в том, на что именно они собирались его ловить? Стимул должен быть очень сильным – такой, чтобы сработал наверняка, – но при этом он не должен закрывать глубинные слои памяти, иначе это может помешать работе. Выходит, это должно быть нечто такое, с чем он столкнулся совсем недавно. Геннадий Павлович машинально взял с тарелки надкушенный сандвич и принялся меланхолично жевать.

– О чем задумался? – спросил Юлий Никандрович.

– Думаю, как с наименьшими потерями выйти из этой истории. – Геннадий Павлович положил в рот последний кусочек сандвича и вытер руки салфеткой. – Зря не ешь, – сказал он, посмотрев на Юлия Никандровича. – Очень вкусно.

Юлий Никандрович пренебрежительно дернул щекой – мол, не до еды сейчас.

– Проблема в том, что моим работодателям… – сказав это, Геннадий Павлович про себя усмехнулся, – надо же, какой эвфемизм! – Им известно обо мне практически все, в то время как я о них почти ничего не знаю. И при этом мне предстоит играть на опережение. Я должен разобраться со своими воспоминаниями прежде, чем они снова их изменят.

Узкие плечи Юлия Никандровича устало опустились вниз.

– Я не знаю, чем тебе помочь.

Прозвучало это так, как если бы он произнес – я сделал все, что мог.

– Ты уже помог мне, – с благодарностью улыбнулся Геннадий Павлович. – С остальным мне предстоит разобраться самому.

– У тебя уже есть какой-то план?

– Ну, какой здесь может быть план, – развел руками Геннадий Павлович. – Спрятаться я не могу…

– Почему?

– У меня ложные воспоминания. – Геннадий Павлович поднял вверх указательный палец. – И не исключено, что еще далеко не все их блоки сработали. Бог знает, что мне напихали в мозги. Быть может, мне достаточно услышать слова диктора «Доброе утро, друзья!» или просто взглянуть на восходящее солнце, чтобы отправиться туда, где меня будут ждать с распростертыми объятиями. Нет, Юлик, для того чтобы они вновь не перепрограммировали мои ложные воспоминания, я должен вести себя в точности так, как они ожидают.

– Что можно предпринять в такой ситуации? – недоумевающе приподнял брови Юлий Никандрович.

– У меня остаются сны, которые никто не может контролировать. Во сне я и попытаюсь отсеять ложные воспоминания.

– А потом?

– Потом видно будет. Быть может, я вспомню что-то такое… Ну, не знаю, – Геннадий Павлович махнул рукой. – Не стоит загадывать наперед.

Губы Юлия Никандровича тронула вялая улыбка.

– Ты и прежде не планировал ничего дальше, чем на неделю вперед.

– Вот видишь! – лукаво подмигнул Геннадий Павлович. – Значит, я уже начинаю обретать прежнюю форму.

– Ох, Генка, – с сомнением покачал головой Юлий Никандрович. – Ввязался ты в историю. Предупреждал ведь я тебя, что добром это не кончится!

– Ладно, Юлик, – недовольно поморщился Геннадий Павлович. – Что уж теперь…

– И то верно, – тяжело вздохнул Юлий Никандрович.

– Я пойду, – Геннадий Павлович положил руки на край стола, собираясь подняться. – Ты посиди еще, сандвич съешь, ей-богу, вкусно.

Юлий Никандрович покосился на сандвич так, словно это была крыса, зажаренная на вертеле.

– Ты звони, если что, – произнес он не очень-то уверенно.

– Непременно, – Геннадий Павлович поднялся на ноги.

– Ген, – окликнул его Юлий Никандрович.

– Да? – обернулся Геннадий Павлович.

– А как там с программой генетического картирования? Ну, я имею в виду, в твоих воспоминаниях?

– Погано, Юлик, – покачал головой Геннадий Павлович. – Очень погано. Если и на самом деле все так пойдет, то лучше и не начинать.

Юлий Никандрович ждал подробностей. Его действительно интересовала возможность создания Международной программы генетического картирования. Но Геннадий Павлович был не расположен к беседе на данную тему. Ему было противно вспоминать о прошлом, которого, как выяснилось, на самом деле не было. И вовсе не потому, что это был гнусный обман, а потому, что вел он себя в смоделированной ситуации, как полный болван, не способный к самостоятельному мышлению. Он лишь глотал все, что ему предлагалось, не задаваясь вопросом – а стоит ли? Улыбнувшись с благодарностью вновь объявившемуся возле стола официанту, Геннадий Павлович быстро зашагал по направлению к выходу, – он уж знал, чем занять вечера.