Еремей Парнов - Море Дирака [Чёрный ящик Цереры] [с иллюстрациями]

Эта мысль привела Роберта в отчаяние.

Значит, все рухнуло!

Значит, он никем, кроме как правонарушителем, который сидит, дрожит и ждет, когда его заберут, не будет!

Значит, он всю жизнь должен увязывать баланс ничтожных доходов с убогими расходами? Ведь без помощи Рога ему в крупные научные работники не выбиться!

Мильч оцепенел в безысходном отчаянии. Он полулежал в кресле, его новенький, с иголочки костюм был в масляных пятнах, руки в порезах и ссадинах, галстук съехал набок, ворот рубахи расстегнут… Поверженный герой. Заштатный демон без диплома.

Так прошло несколько часов, и Мильч постепенно успокоился. Самые большие оптимисты и жизнелюбцы — жулики. Для того чтобы идти против течения жизни, нужно обладать хорошим здоровьем и светлой верой в жизнь.

— Будем закрывать лавочку, — сказал Мильч. — Поигрались — и хватит! В управдомы я не пойду. Мешает багаж личной собственности. Займусь творческой деятельностью.

Он отыскал под верстаком кувалду и приблизился к Черному ящику.

— Прощай, любимый Рог! Мы славно трудились и, кажется, не остались в обиде друг на друга. Ты, правда, в последний момент подкачал, ну что ж… С лучшими жокеями бывают неприятности.

Мильч ударил по крышке Черного ящика.

В обращении со сложными механизмами человека характеризует универсальный подход. Когда нет возможности разобраться, в каком месте нарушен один из тысячи контактов, составляющих данную схему, человек сердится. А когда человек сердится, он пускает в ход кулаки.

Телефоны-автоматы обычно бьют кулаками. Автоматы, торгующие газированной водой, избивают ногами. Пинки, удары коленями, толчки бедрами, говорят, помогают бороться с этими жадными механизмами.

Для того чтобы нормально заработал телевизор, у которого начался приступ оптической шизофрении, нужно громко кричать и топать ногами по полу.

Каждому автомату — свое.

А Черному ящику помогла кувалда.

Он засветился и загудел. Но это был странный свет, это был неожиданный звук. Такого Мильчу еще не доводилось видеть.

ЯЩИК ДЕЙСТВОВАЛ НЕ ПО ЕГО ВОЛЕ.

Валентин Алексеевич Урманцев склонился над переплетенным томом докторской диссертации. Она вызывала у него неуютное чувство. Каждая страница, каждая строка в ней были знакомы до тошноты. Урманцев в который раз просматривал выводы. Его особенно смущала одна фраза — точнее, один абзац. Вроде и не обойдешься без него, а в то же время лучше б его не было вовсе. Он нужен как итог работы, как завершающий аккорд, без которого не звучит соната, но все же лучше бы его там не было.

«…расчеты показывают, что такой эксперимент может быть поставлен в космосе, на расстоянии 200–300 километров от земной поверхности».

Эта фраза, рожденная в результате естественной логической экстраполяции полученных Урманцевым данных, предполагала очень многое. Ею он как бы застолбил участок дальнейших разработок. Ему уже виделся тот океан организационных и научных вопросов, который выплескивался вместе с этой фразой. Эксперимент в космосе — большое, сложное дело. Нелегко будет пробить. Гора забот ляжет на плечи. Неужели нельзя?..

В этот момент его будто что-то толкнуло. Он так потом и говорил толкнуло. Хотя что его могло толкнуть, когда к нему никто не прикасался? Урманцев, по рассказам сотрудников, сидел за письменным столом, уткнувшись носом в диссертацию, и ни на кого не обращал внимания. Все старались говорить потише, чтобы не мешать. Однако это было нелегко выполнить, так как в комнате находились семь научных сотрудников.

Валентин Алексеевич поднял голову и сначала ничего не увидел. Слепящие круги и полосы поплыли перед глазами. Он зажмурился и снова посмотрел. Все стало на свои места. Вон стоит Подольский и с независимым видом о чем-то разговаривает с Ларисой. Он воображает, что вокруг него дети и никто ничего не замечает. Урманцев потер глаза. На секунду он усомнился в реальности картины. Он же знал, что Лариса все еще тяжело больна. Но потом что-то вспомнил и отвлекся.

В дверь постучали, вошел незнакомый Урманцеву человек.

— Распишитесь здесь. — Человек протянул ему конверт из плотной серой бумаги.

Взглянув на штамп отправителя, Урманцев вздрогнул.

— Наверное, это не мне, а в дирекцию?

— Туда само собой пошло, — сказал человек. — И вам тоже ведено передать.

Урманцев расписался и быстро вскрыл пакет. Человек тем временем ушел. Дверь за ним мягко захлопнулась. Урманцев проглядел бумагу и вскочил.