Фёдор Чешко - В канун Рагнаради

Печально закончился товарищеский матч по футболу между сборными Гондураса и Гватемалы, состоявшийся вчера в Тегусигальпе. В драке, завязавшейся между болельщиками, погибло восемьдесят три человека. Более шестисот зрителей получили увечья.

Мы передавали последние известия. На волне Маяка - танцевальная музыка..."

Некоторое время Толик молча вслушивался в разухабистое улюлюканье транзистора. Потом повернулся к Антону:

- Понял, Зеленый? Танцевальная музыка! Спляши чего-нибудь, а?

ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ГЕРОИ И БОГИ

1. БЛИКИ

Когда-то в этом дворике был фонтан. Когда-то этот дворик был уютным и выспренним. Здесь, наверное, пахло левкоями, а по рыжим песчаным дорожкам скользили бесшумные солнечные блики, шуршали медленные шаги задумчивых степенных людей, и прозрачное журчание фонтана не заглушало их. А огромные липы, не изуродованные еще жадными зубьями пил, затеняли, гладили окна невысоких домов, прихотливые фасады с колоннами и барельефами...

Но это было давно. Нынче же древесные стволы корячатся гниющими сучьями (вот и все, что осталось от загубленных в угоду пыльному свету раскидистых веток), а центр дворика провалился нелепой ямой, заваленной битым камнем - вот и все, что осталось от фонтана.

Да, тем, кто живет здесь теперь, фонтан не нужен. Им нужны забитые мусором ржавые баки и веревки для сушки белья.

Скрипнула дверь одного из домов. Высокая, узкая, встопорщенная струпьями краски, потерявшей и цвет, и смысл, она бессильно повернулась на дряхлых петлях, проныла безнадежную и скучную жалобу.

Виктор встрепенулся было: Наташа?

Нет. Какая-то старушка. Вышла, уставилась на Виктора с жадным лихорадочным любопытством, давно уже ставшим целью опустевшей жизни, ее агонией. Виктор закурил, сгорбился, искоса поглядывая на нее, как она стоит, шевеля губами неодобрительно и беззвучно, как поковыляла через двор - по-хозяйски неторопливая, похожая в серой своей одежде на пожилую вальяжную мышь. В облике ее ощущалась смутная, от самой себя навсегда скрытая скорбь. Быть может, тоска по тем временам, когда этот дворик тонул в тени, настоянной на аромате левкоев?

А Наташи все нет. Что ж, может это и к лучшему. Потому, что можно просто сидеть - вот так, без суеты, расслабленно и дремотно жмурясь на блики мягкого света, отдыхающие в теплой пыли. И мысли, которые придут, будут медленными и вроде бы праздными, но они очень нужны, эти мысли. Они давно уже копятся, вызревают подспудно, но надоедливость суетной повседневности вспугивает их, не дает оформиться в смысл. А теперь пусть...

Виктор пошевелился, устраиваясь поудобнее. Расхлябанная садовая лавочка качнулась с коротким скрипом, похожим на едкий смешок.

Какими странными бывают иногда приходящие образы... Почему он решил, что в этом дворике когда-то цвели левкои? Несколько странно для человека, не имеющего об этих самых левкоях ни малейшего представления, для человека, вообще не способного отличить рододендрон от одуванчика.

Может быть, ему просто захотелось, чтоб было именно так? Может, причина в самой мелодии слова, в щемящей и притягательной нечеткости образа? Это важно?

Он вздохнул свободно и глубоко, скользнул рассеянным взглядом по ветшающей изысканности старинных стен, плотно обнимающих дворик.

Это хорошо, что Наташе потребовалось зайти к подруге, хорошо, что подруга ее живет именно здесь, в одном из этих особняков, некогда пригородных, а нынче - канувших в безликую урбанистическую трясину стремительно расплодившихся панельных многоэтажек. Нужно бывать здесь, нужно приходить еще и еще - теплыми тихими днями, когда некуда спешить. Приходить, чтобы думать о прошлом, вникать в его душу. Это ведь очень важно - вникнуть в душу прошлого. Это очень важно - понять, почему еще сто лет назад человек был более человеком, чем теперь.

Да, тем, кто разводил в этом дворике левкои, кто трогал пальцами хрустально-искристую струю ныне скончавшегося фонтана, жить было, конечно, много сложнее, чем нам.

Расстояния, ничтожные для нас, ужасали их своей непреодолимостью; информацию, приносимую к нам радиоволнами в доли секунды, несли к ним так медленно спешащие почтовые лошади - несли неделями, месяцами...

Многое, немыслимое в те времена, стало нынче надоевшей обыденностью. И все же... Все же те времена были человечнее нынешних. Почему?

Откуда-то из-за мусорных баков выскользнула большая серая собака, замерла, взглянула в глаза с непонятной укоризной. Потом отвернулась, улеглась, не сводя пристальных глаз с плотно закрытой двери. Виктор неторопливо затягивался, щурясь от сигаретного дыма, рассматривал ее настороженную, внимательную... Тоже ждет кого-то? Ну, пусть...