Фёдор Чешко - В канун Рагнаради

Вместо ответа Наташа вдруг хлопнула себя по лбу, вскочила, бросилась в свою палатку.

- Чего это она? - Антон опасливо вслушивался в доносящийся из палатки лязг и звон пересыпающейся посуды. - Вроде, ищет чего-то?

- Аргумент повесомее подбирает, - Толик хихикнул. - У нее, между прочим, там сковородка есть. Знаешь, большая такая, на длинной ручке. Так что, я бы на твоем месте, Зеленый, растаял во мраке...

Растаять во мраке Антон не успел: Наташа вернулась быстро. В руке у нее была не сковородка, а какая-то баночка ("Граната, - предположил Толик. - Зеленый, беги! А то и нас с Витькой осколками заденет!")

Наташа бросила баночку Антону на колени - тот шарахнулся - и сказала просительно:

- Тошенька, ты баночку эту открой, и каждый раз, когда слово "хрен" сказать захочется, кушай понемножечку из баночки, хорошо? Ложечку дать?

Антон недоверчиво присмотрелся к банке, и вдруг просиял:

- Ой, хрен! Вот здорово!

Он ловко сорвал крышку и одним махом опрокинул в рот все содержимое банки. Наташа, округлив глаза, смотрела на его блаженную жующую физиономию.

- А ты говоришь - ложку, - Виктор глянул на нее с сожалением. - Тут не ложечка, тут совковая лопата нужна.

- Эх, лепота! - Антон утер губы ладонью, с сожалением отбросил пустую банку. - О чем это я? Да, так вот я и говорю: какого сгущенного молока...

Он запнулся, помолчал, выжидательно глядя на ничего не понимающую Наташу, заговорил снова - медленно, отчетливо:

- Для биологов, не знающих, что такое условный рефлекс, повторяю: какого сгущенного молока...

- Эх, Наташа, не предупредил я тебя вовремя... - Виктор вздохнул. Друзья у меня - люди превосходные, вот только стремительно наглеют, если с ними по хорошему...

Наташа пожала плечами:

- Это все, Витя, печально очень. Очень-очень все это печально. Понимаешь, поговорка такая есть: скажи мне, кто твой друг... А рефлекса твоего, Антон, я ну ни капельки не боюсь: все равно сгущенного молока нету.

- Жалко, - Антон искренне огорчился. - Тогда скажем просто: какого сахара...

Наташа показала ему фигу.

- И вот так всегда! - скорбно резюмировал Антон. - Им душу открываешь, а они туда беспощадно плюют.

- Ты, по-моему, не душу открывал, а пасть, - Виктор прищурился от дыма. - Ну и все. Позубоскалимши, и будя. А что касается твоей наихреновейшей хреновины... Знаешь, Зеленый, объяснить ведь можно все, что угодно. Можно, например, предположить, что упыри внедряют этикетки в подсознание отловленных экземпляров - вроде как мы птиц кольцуем. При чем так внедряют, чтобы по наследству передавались. А потом изловишь этакого зяблика, заглянешь ему в извилины: "Кто таков?". А генетическая память тебе рапортует: "прямой потомок экземпляра серии "Б", код - "Балабон", каковой экземпляр отличался гипертрофированными речевыми и пищеварительными органами при недоразвитом интеллекте".

- Ну, знаешь! - возмущенно вскинулся Антон. - Витька, извинись незамедлительно! Толик, а ты чего молчишь?! Его оскорбляют, а он как воды в рот...

- Ах, так это меня, по-твоему, оскорбляют? - удивлению Толика не было границ.

- Друзья мои, осмелюсь напомнить, что я вас слушал, не перебивамши... - Виктора вдруг осенило. - Кстати... Может быть способностью разблокировать свою генетическую память обладают только потомки помеченных упырями, а? Так сказать, побочный эффект... Ну, да не в этом суть. Зеленый, ты ведь знаешь моего шефа?

- Это Уланова, что ли? - Антон покивал уважительно. - Как же, как же! Валентин Сергеевич мужик серьезный, грех такого не знать!

- Так вот, он любит повторять: "Не та теория истинна, которая может объяснить все известные факты, а та, которая способна предсказывать еще неизвестные". И в свете этого афоризма теория Глеба и Наташи неопровержима.

- И какую-такую хреновину эта самая теория предсказывает? прищурился Антон.

- А вот мы у нашего друга Толика спросим, - Виктор говорил мягко и вкрадчиво. - Толик, друг мой, ты ведь археолог у нас... Скажи, пожалуйста, в здешних краях море было когда-нибудь?

- Было, - растерянно протянул Толик. - Давно - в Юрском периоде. При динозаврах.

- Вот! - Виктор значительно оглядел слушателей. - При динозаврах было, значит, а потом - пересохнумши. Тем не менее Хромой упорно поминает некую Горькую Воду, с которой дуют сырые ветры. Уж не море ли? Стало быть, Странный зарезался в последний раз весьма далеко отсюда. Во всяком случае, полумертвый Хромой доползти сюда от моря (ближайшего даже) не смог бы. Так? Тогда, значит, это не та пещера, в которой он нашел Странного и его знаки во второй раз. И, значит, одно из двух. Либо Странный снова обманул Хромого, снова симулировал самоубийство и смылся сюда - делать свое дело в этой пещере, либо он сделал здесь все, что хотел, за год отсутствия. А там, у моря, зарезался по-настоящему. Но в любом случае, заметьте, он сдал упырям через посредство Хромого ту, приморскую пещеру со знаками.