Георгий Гуревич - Иней на пальмах

— Паркер, распорядитесь давать сирену. Через полтора часа подойдет судно.

«Через полтора часа подойдет судно Приготовьтесь к посадке», — так было объявлено во всех каютах и но всех каютах с надеждой, страхом и нетерпением ожидали русского судна.

Соседи Милли рыдали, ломая руки, и рвали на себе волосы. Раскрыв чемоданы, соседи из кучи дорогого их сердцу тряпья выбирали самое любимое, ежеминутно теряя, путая, забывая и орошая слезами каждую ленточку. Кроме Милли, спокойствие сохраняла только восьмилетняя девочка в зеленом пальтишке. Она смотрела на суматоху круглыми глазами и время от времени спрашивала:

— Мама, мы поедем на необитаемый остров, да? Мама, а там на острове есть такси? Можно мне взять кроватку для куклы Пусои?

— О, моя милая, несчастная детка! — истерически рыдала мать.

Милли сидела на своей койке, поджав ноги, и хмуро смотрела в иллюминатор. Приключение казалось ей все еще ненастоящим, может быть потому что никогда в жизни у нее не было приключений. Подумаешь, беда через час подойдет русский пароход, Милли со своим чемоданчиком перейдет из этой каюты в другую такую же. Может быть, там будет теснее и неудобнее, только и всего.

Но все-таки поглядывать в иллюминатор было страшновато. Прежде, в хорошую погоду, Милли видела за круглым стеклом ярко-синюю поверхность, за которой играли солнечные искры. Если пароход покачивало, синяя поверхность колыхалась, линия горизонта медленно поднималась, заполняя круглое окошко, затем опадала до самого низа. Иногда в сильную волну на стекло попадали брызги пены. Дрожащие радужные пузырьки держались минуту на стекле, а затем лопались, оставляя мокрый след. Сейчас все выглядело иначе — иллюминатор глядел под воду — прямо в темные глубины. Довольно крупная рыба — губастая, с колючей чешуей, приставив нос к стеклу, смотрела в лицо Милли выпученными, ничего не понимающими глазами.

А может быть, мы уже на дне, — думала Милли иногда. Больше всего успокаивал радиоприемник. Голос диктора был таким привычным и будничным и, когда он начинал говорить, все время казалось, что последует обычное объявление:

— Леди и джентльмены, завтрак начинается ровно в 9. 00 Превосходный выбор холодных и горячих блюд. Цены умеренные.

И Милли проснется и крушение окажется сном.

И вот диктор говорит своим подчеркнуто спокойным голосом:

— Леди и джентльмены, сейчас приближается русский пароход Прошу женщин с детьми выходить на шлюпочную палубу. Только женщин с детьми. Остальные — во вторую очередь.

Выйдя на палубу, Милли почувствовала, что пароход гибнет.

«Уиллела» стояла в странном положении, задрав корму кверху и накренившись на один борт. На мокрой палубе было очень скользко. Женщины с неуклюжими узлами падали, сбивая с ног друг друга, теряли детей и кричали в испуге.

Машину остановили и не было привычного гула, содрогающего корпус. Зато тревожно выла сирена, гудки ее были коротки и порывисты, как частые стоны тяжело больного. Казалось, раненный пароход кричит от боли и страшно было слушать горестный вой могучего металлического существа.

Временами, когда сирена замолкала, из тумана доносились отдаленные, еле слышные гудки русского парохода. В тумане терялось направление: гудки слышались то справа, то слева В толпе пассажиров шептались о столкновении.

Между тем началась посадка в спасительные боты. Толкаясь, крича и плача, пассажиры живой кашей заполняли пузатые белые лодки Грузовые подъемные краны тут же подымали шлюпки в воздух Капитан боялся излишнего переполнения. И боты доверху набитые людьми, узлами и чемоданами покачиваясь, висели вдоль борта в ожидании русского парохода.

Силуэт его возник в тумане внезапно — что то темное неопределенное и расплывчатое, не то скала, не то маленькая лодочка. Затем порыв ветра рассеял мглу, и вер пятьсот человек на борту «Уиллелы» увидели небольшой сверкающий белизной пароходик с длинной низкой кормой и одной единственной каютой. Он возник внезапно под самым бортом «Уиллелы», так что можно было разглядеть даже лица русских моряков: капитана с выпуклым лбом и густой черной бородой, расчесанной на две стороны, скуластого механика с узкими китайскими глазами и долговязого юношу лет семнадцати в мешковатом брезентовом комбинезоне и огромных резиновых сапогах.

У Милли хватило юмора, чтобы вспомнить о «тесной и неудобной» каюте. Куда же здесь денутся 500 человек? — подумала она.