Роман Глушков - Угол падения

Разумеется, Колабродо со своим гранатометом уже стоит напротив дома и целится в окно гостиной. Доминик без колебаний вскидывает «Беретту» и успевает выстрелить дюжину раз, прежде чем осознает, что оконное стекло перед ним не разбилось и проку от пистолета, кроме грохота, совершенно никакого (за что явно надо благодарить ублюдка Платта, беспокоившегося за свою шкуру и превратившего оружие подопытного в обыкновенный пугач). Да и грохот этот слышит лишь один Тремито, поскольку Серджио как играл, так и продолжает играть, совершенно не обращая внимания на суетящегося подле него отца…

Тулио Корда стреляет, в то время как он, по идее, должен уже лежать посреди улицы, нашпигованный свинцом, и реактивный снаряд несется прямо на загородившего оконный проем Аглиотти. Отчетливо, будто в замедленной съемке, он видит, как граната врезается в стекло, а затем… пролетает всего в сантиметре от плеча Доминика, успевая невесть в какой момент отклониться от курса ровно настолько, чтобы разминуться с сицилийцем, «заговоренным» в своих воспоминаниях от таких напастей. Стеклянные осколки, которые шрапнелью врываются в гостиную, тоже минуют Тремито стороной, хотя как минимум половина из них изначально была предназначена ему.

О том, «чувствителен» ли подопытный ко взрывам, креатор вроде бы не заикался, и Доминик полностью уверен, что к этой напасти у него точно нет иммунитета. Однако в разразившемся окрест сицилийца огненном вихре он не только не получил ни единой царапины или ожога и не оглох, но и полностью сохранил рассудок, что было совершенно немыслимо. Но вдвойне немыслимым оказалось то, что, когда взрыв отгремел и пламя схлынуло, перед Аглиотти открылась настолько целостная и ясная картина, что в нее было даже трудно поверить.

Тремито резонно усомнился, действительно ли все произошедшее отложилось у него в голове с кинематографической четкостью, или же это проклятая Терра Олимпия взялась заполнять пробелы в его воспоминаниях сгенерированными ею М-эфирными образами. Но в любом случае, повторное прохождение этого круга Ада Доминик пережил не так мучительно, потому что знал: это уже случилось, и ничего нельзя изменить.

Он бродил по пожарищу, целый и невредимый, возможно, повторяя свой маршрут, который проделал тогда, когда ползал контуженный на четвереньках, а возможно, и нет, но сегодня он увидел все, чего не заметил прежде. И в частности торчащую из-под груды горящей мебели руку ребенка, продолжавшего крепко держать подаренную ему сегодня игрушку. Аглиотти неторопливо подошел к дымящемуся завалу, под которым покоился его сын, опустился на корточки и в угрюмой задумчивости крутанул пальцем оплавленное колесико игрушечного автомобиля. Оно моментально отвалилось и упало в ладонь Доминика.

– А ведь я, возможно, успел бы спасти тебя, Серджио, – проговорил он, вертя в пальцах пластмассовый кругляш, – если бы тогда не потерял сознание, прополз еще немного и разгреб эту чертову кучу. Правда, дон Сальвини говорил, что, по заключению врачей, ты умер мгновенно, но кто знает…

– Мне очень жаль, синьор Аглиотти… – «Клетчатый» пижон, как обычно, возник из ниоткуда и теперь тоже ходил по пожарищу, брезгливо отшвыривая концом трости со своего пути дымящиеся головешки. – Жаль этого милого мальчика и ту очаровательную женщину, которые погибли здесь у вас на глазах. А также жаль, что вы не погибли вместе с ними, потому что в том случае их смерть имела бы хоть какой-то смысл.

– Вот, возьмите. В качестве, так сказать, памятного сувенира об этой экскурсии. – Доминик щелчком перебросил Моргану колесико, которое только что подобрал. Несмотря на подчеркнутую степенность, тот довольно ловко изловил копию талисмана Тремито и, поднеся ее ближе к глазам, начал рассматривать пластиковый кругляш с придирчивостью ювелира, оценивающего драгоценный камень.

– Как, оказывается, все просто, – заметил Платт, не отвлекаясь от своего чрезвычайно интересного занятия. – А я столько времени потратил безрезультатно, стараясь выяснить тайну вашего талисмана… Что ж, теперь и впрямь все прояснилось… Однако меня поражает ваше хладнокровие. Любой другой на вашем месте, кому пришлось бы заново пережить такую трагедию, вмиг утратил бы самообладание и начал метаться, пытаясь все изменить или хотя бы повернуть ход событий в сторону наименьшего зла. Весьма непривычно, знаете ли, видеть отца, спокойно взирающего на то, как его малолетний сын лежит под горящими обломками, и даже палец о палец не ударившего, чтобы его вытащить. Ваше поведение противоречит самой человеческой природе, которая однажды одарила вас сыном, но почему-то забыла наделить отцовскими инстинктами. Странно, особенно если учесть, как вы дорожите неприкосновенностью своего талисмана.