В какой момент появились первые после смерти мысли, Самосейкин даже и не разобрал, пока непроизвольно и как-то отстранение разглядывал окружающую обстановку, освещаемую слабым, непонятно откуда льющимся светом.
А впрочем, ничего того, что принято называть обстановкой, в обозримом пространстве не было. А было именно пространство, некая полость, без стен, без потолка и пола, без мебели, вообще без каких-либо предметов, если, конечно, не считать предметов самого Владлена Сергеевича.
Он крутил головой во все стороны, но взгляд всякий раз не то чтобы упирался в окружающий колеблющийся сумрак, нет, взгляд, скорее, как бы увязал в какой-то плотной, но нематериальной, невидимой и неосязаемой субстанции. Удавалось видеть метра на два-три, не более.
"Тот свет, что ли? - подумал Самосейкин, - ого, "я мыслю, следовательно, я существую!"
И как только он это осознал, наполнявшая его до краев смертная тоска начала сжиматься, съеживаться, она зашевелилась, отползая, в дальний угол мозга, чтобы затаиться там в ожидании своего часа.
Ведь в жизни всегда есть хотя бы маленький повод о чем-нибудь взгрустнуть, затосковать слегка. Вероятно, тот свет в данном смысле не отличается от этого.
А взамен тоски ощутил в себе Владлен Сергеевич уже целую гамму разнообразных чувств: любопытство, сожаление об оставленной за невидимой гранью супруге, а также многое другое, не вполне оформившееся, которое еще только должно было оформиться.
Но любопытство сразу ощущалось явственно и сильно.
Самосейкин осмотрел себя. На нем был надет какой-то просвечивающийся балахон, причем надет прямо на голое, если можно так выразиться, тело, балахон из легкой белой ткани, типа нейлона, сшитый без каких-либо портновских излишеств, ну, просто прямоугольный мешок с дырками для головы и конечностей.
Нет, в гроб Владлена Сергеевича в таком виде положить, конечно, не могли, в гроб его наверняка положили в новом английском костюме, финских штиблетах и при часах. А это означало, что нейлоновый балахон - сугубо местная спецодежда.
На мгновение шелохнулась типично земная жалость, костюм стало жалко, но лишь на мгновение.
"Снявши голову - по волосам не плачут!" - бесшабашно махнул рукой Владлен Сергеевич, махнул мысленно, конечно. Кроме того, он ведь понимал, что никто, само собой, его новый костюм не присваивал, что надет он теперь на его же собственное, ставшее в момент смерти автономным, тело. А спецодежда, таким образом, выдана ему совершенно бесплатно и даже как бы в долг.
Обнаружив за спиной компактно сложенные крылья, Владлен Сергеевич моментально позабыл о каких-то презренных тряпках. Он сперва похолодел от страха, но тут же задохнулся от буйного восторга. Все-таки всю жизнь он подавлял и убивал в себе романтические порывы, поскольку занимаемые им должности были слишком серьезными для какой бы то ни было романтики. И конечно, никто никогда не знал, даже преданная Катя не догадывалась, что ее Самосейкин в душе большой романтик, и на роду ему была написана совсем другая доля.
Но мало ли что кому написано на роду, если человек - сам кузнец своего счастья!
В общем, обнаружив за спиной пару больших, похожих на гусиные крыльев, Владлен Сергеевич задохнулся от восторга. Сразу же захотелось крылья испытать. Правда, было неясным, как же теперь управлять добавочной парой конечностей, есть ли в мозгах специальные центры управления полетом.
Он попытался, не задумываясь над этим, помахать крыльями. Вот просто взять и помахать, словно всю жизнь только этим и занимался. Вот так взять и как бы между прочим р-раз!..
С первой попытки не получилось, трудно ведь с непривычки захотеть не задумываться, со второй - тоже. Но с третьей крылья заработали. Как-то неуклюже и несинхронно, но начали действовать, задвигались на спине какие-то незаметные при жизни мускулы.
Крылья в распахнутом состоянии оказались еще больше, чем думалось вначале. И поднялась бы от них наверняка туча пыли, но не было пыли в этом ином мире.
Конечно, очень хотелось сразу и полететь, не откладывая, взглянуть на здешнюю землю с высоты птичьего полета, но, во-первых, не было под ногами ничего такого, что можно было бы с уверенностью назвать землей, во-вторых, не просматривалось над головой ничего даже отдаленно напоминающее небо, но, самое главное, нельзя же было взлетать ввысь без хотя бы мало-мальски отработанной техники пилотирования, а с высотой ведь не шутят.
(По-видимому, к этому моменту Владлен Сергеевич как-то нечаянно маленько призабыл, где находится. Иначе чего бы ему опасаться, ну, грохнулся бы с вышины, хряпнулся бы, сверзнулся. Да что бы с ним сделалось страшного на том-то свете!)
Читать дальше