Уходили на охоту после полудня, тоже не по рыцарски. Настоящий охотник берёт зверя, когда он на днёвку ложится, а загонщики поднимают его криками и шумом, выгоняя под графскую стрелу и свору, сберегаемую выжлятниками. Всё у молодого графа не как от предков завещано, а попробуй поправить, осадит, словно простого слугу… Ван Мурьен долго смотрел вслед отъезжающим, задумчиво щипал ус, порой отводил взгляд на небо с размытыми облачками, обещающими на завтра сильный ветер. Потом вернулся в избу и велел зажарить себе на обед единственную оставленную в деревне курицу, хотя ван Гариц ещё вчера распорядился, чтобы забытая птица никакого ущерба от постояльцев не претерпела.
Всё-таки, в одном дядюшкины пророчества не сбылись: дичь на водопое в здешних местах никто не бил, и охота оказалась более чем удачна. Две косули пали жертвой охотников, так что возник вопрос, как донести добытое в деревню. Графу тащить на плечах тушу – невместно, а оставлять одну из косуль на берегу тёмной речушки очень не хочется.
Извечный спор между жадностью и спесью не был закончен; Павий потянул носом воздух и тревожно произнёс:
– Дымом тянет. Кабы не пожар…
Одна из косуль была немедленно брошена, вторую взвалил на плечи Павий, и охотники скорым шагом направились к деревне. На молодого графа было страшно смотреть. Павий даже расслышал, как господин процедил сквозь зубы:
– Ну, если сиволапые сами на свою деревню пал пустили…
К домам добраться не удалось, дорогу преградил огонь. Ветер поднявшийся заутро, раздувал пожар, пламя стремительно распространялось по россыпи молодых ёлочек, пролетало над головами, змеилось среди прошлогодней травы. Семнадцать лет назад эти места уже горели, подожжённые гневливым отцом ван Гарица, и сейчас огонь разлетался по знакомым местам, распространяясь по ветру быстрее, чем может бежать человек. Вторая косуля уже давно была брошена, оба охотника мчались напролом, прикрывая рты одеждой, отчаянно пытаясь выйти из-под ветра, но непролазный молодой ельник не давал свернуть в сторону, а огонь ширился, трещал, сплетаясь в огненные вихри, дым душил, и ван Гариц сам не понимал, почему он ещё бежит, а не упал давным-давно, наглотавшись угарной смерти.
Он ещё осознал, как они выдрались на крошечную прогалинку и увидали, что путь перекрыт новыми зарослями переплётшихся ёлочек, занявшихся пляшущим огнём, так что пути вперёд не было. Трава вокруг пылала уже в нескольких местах, лесные мыши заполошно метались между кочек, безнадёжно ища спасения. Павий зашёлся кашлем и, согнувшись, упал. Гариц сделал ещё пару шагов, свет в глазах померк. Последнее, что привиделось помрачённому сознанию: отпущенная два дня назад крестьянка, которая шла сквозь самое огненное пекло и, словно бы никуда не торопилась.
* * *
Лесные балаганы ничуть не были похожи на богатые избы большого села. Но и здесь на постройки шёл добротный сосновый лес, засыпанные землёй потолки были из цельных брёвен, лишь ошкуренных и даже для виду не отёсанных. Ван Гариц лежал, глядя в бревенчатый накат, силился понять, где он и как сюда попал. Саднила обожжённая кожа, дышалось трудно. Откуда-то сбоку доносился тяжёлый хрип. Гариц через силу повернул голову и увидал Павия. Вахмистр лежал на широкой лавке, прикрытый серой рединкой и, видимо, был без сознания.
Медленно выплыло воспоминание о пожаре, о безнадёжном бегстве, и последнее бредовое видение. Надо же, выжил… Более того, оба выжили. Значит, их кто-то вытащил, судя по всему, непокорные лесовики. Зачем? Задав этот вопрос, Гариц ни секунды не сомневался в ответе: «Чтобы судить по своему лесному закону и казнить, обставив убийство полагающимися к такому случаю обрядами». Мир везде одинаков, и люди всюду похожи. Различаются лишь способы казни и сопровождающие их обряды. И если бы им позволили просто сгореть, торжество противника было бы неполным.
Скрипучая дверь отворилась, в балагане появилась знакомая мужичка. Подошла к топчану, на котором лежал Гариц, молча принялась рассматривать его. Граф спокойно встретил изучающий взгляд, не отвернулся и никак не выказал одолевавшего беспокойства. От него не дождутся уклончивого взгляда, судьбу следует встречать глаза в глаза, даже если ты лежишь, не в силах подняться.
Взгляд у девицы был странный: ни угрозы, ни злорадства, ни любопытства. Глаза прозрачно-зелёные, цвета стоячей июньской воды. Не вяжутся такие глаза с редкостной красоты ресницами: густыми, длинными, удивительного пепельного цвета. И ван Гариц вдруг сообразил, что во время прошлой встречи принял решение послать браконьера парламентёром, ещё не зная, что это не парень, а девка. Просто не мог представить такие ресницы на посиневшем лице удавленника.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу