Виталий Сертаков - Рудимент

Мне нужен был человек, разбирающийся в схемах электроснабжения и сигнализации. Мне нужен был выход на главного инженера или главного техника всей конторы. Майлок не знал, кто заправляет энергетикой, и ничего глупее, чем послать его с расспросами, я придумать не мог. Зато я вспомнил, как Барков рассказывал мне об аварии, что случилась во время сильной грозы. Тогда «выбило» весь корпус, и починили только к утру. Так получилось, что электрики работали под носом у Владислава часа три, меняя выгоревший кабель. Наверняка, он запомнил кого-то в лицо. На технический этаж мне не попасть чисто физически, тут никакой гипноз не поможет; лифт просто не отреагирует на мою карту доступа, а лестница перекрыта с той стороны.

Значит, оставалось посвятить Баркова, изобразить утренний пикник у выхода из тоннеля, и если он узнает кого-то из электриков, взять этого человека «в разработку».

Посвятить Баркова, сдвинутого, полусумасшедшего рокера и бывшего наркомана…

Несколько дней я привыкал к этой мысли. Мы и так достаточно откровенно с ним балагурили, Владислав не скрывал «горячей любви» к своей кураторше, почтенной мадам Сью. Но одно дело — хохмить или даже критиковать, а совсем другое — сподвигнуть больного человека на преступление.

Я думал. И придумал. Ведь Барков почти телепат, вот пусть сам все и сообразит. Пусть первый ко мне подойдет и спросит. Не могу же я против невротика внушение применять!

Еще два дня мы, на пару с Владиславом, встречались в моей студии, жевали напротив друг друга в столовой, он поглядывал на меня, хмыкал и молчал. Потом заговорил. — У тебя есть что-то, — сказал он.

— Что-то?

— Да, что-то тайное. Ты спрятал это и каждый день перекладываешь. Боишься, что найдут. Тебе станет легче, если с тобой будет бояться кто-то еще.

— Мне станет легче, это точно. Но не станет ли тяжелее тому, кто разделит со мной страхи?

— А ты проверь, — невозмутимо предложил он.

— Чур потом не ныть, — предупредил я. — Без базара.

— Проще показать, чем рассказать. — Яволь. Назначь мне свидание, крошка! Секунду я обдумывал, как нам обмануть Сэма и Александра.

— Приходи после ужина, когда инженеры уйдут. Я скажу Винченто, что мы решили вместе сочинить песню. Он разозлится, что не согласовали, но на это клюнет.

— Представляю эту песню, — поморщился Барков, — Мои крутые слова, про кокаин, и твое карканье…

— Карканье? — от возмущения я чуть не подавился спаржей. — Ты назвал мою речь карканьем?! — Я назвал карканьем, — понизив голос, сообщил Барков, — то, что у тебя проскакивает между слов.

Тут я окончательно избавился от спаржи, не заботясь о чистоте тарелки. — Ты хочешь сказать, что слышал?..

— Я много чего слышу. Например, слышу, что у тебя в башке последние дни сквозняк почище моего. И если ты не поделишься сквозняком, даю зуб, что снесет крышу! Я такого навидался, поверь мне, заморыш!

На кличку я не обиделся. Это у нас привычные формы обращения. Влад, когда в хорошем настроении, зовет меня заморышем, а я его ласково называю метрономом. Потому что стучит ногой.

— Ты слышал, но ни разу не сказал? Это… Это может быть опасно.

— А мне в кайф, — ухмыльнулся «метроном». — Я думал, что это нервное. Ты сам-то замечаешь?

— Приходи в восемь, — сказал я и выехал из-за стола.

Вечером я на всю мощь включил магнитофон и дал ему посмотреть кусочек файла с моим личным делом. Барков не стал спрашивать, как я его раздобыл. Он походил по комнате, притрагиваясь к аппаратуре, дергая себя попеременно то за ухо, то за нижнюю губу.

— Это все?

— Нет, — честно признался я.

— Есть про меня? Это ведь я, сто одиннадцатый?

— Про тебя нет, но есть другая папка, с директивами за прошедший год.

— За нами сейчас следят? — вдруг спросил он, незаметно кивнув на глазок камеры в углу.

— Следят, но не слышат из-за музыки.

— Какие еще директивы?

— Ну… Я неверно выразился. Там обрывки документации, нечто вроде программных установок. Примерно такие выкладки существуют для менеджеров в крупных корпорациях.

— Дашь взглянуть?

— Сначала скажи, что ты об этом думаешь.

Барков перестал кружить, уселся напротив и начал раскачиваться, как ванька-встанька. Он прижал обе руки к груди, точно баюкал ребенка, и размахивал торсом со все возрастающей амплитудой.

Он качался, а я ждал, что ворвется дежурный санитар или вызовет врача. Но ничего такого не произошло, наверное, дежурный неплохо представлял, как выглядит настоящий припадок Баркова.