– Габи… – прошептал я с ужасом. – Габриэлла…
Она прервала, рассерженно сверкнув глазами:
– Когда ты говорил, что людям придется лопать радий, ты не говорил, что будешь среди этих людей! Вспомни, мы все время говорили про тех людей, у которых нет души! Они уйдут из человечества в железнячники, в нечеловеки, в атомные вихри.
– Габриэлла, – сказал я убито, – но людям не достичь дальних звезд… Даже близких!
Она посмотрела очень рассерженно.
– Ты хотел пройтись по пескам Марса? Пройдешь в скафандре! А до звезд доберутся в звездолетах наши потомки. Не знаю как, но доберутся. Люди доберутся, Вячеслав, а не атомные вихри, у которых с человечеством не останется ничего общего!
Я долго стоял у окна, глядя ей вслед, плавил лбом стекло, а в груди намерзал ледяной ком. Даже в глубоком детстве не чувствовал себя в таком отчаянии, а в том возрасте все воспринималось преувеличенно остро. Это сейчас я вроде бы оброс толстой кожей, но, как выяснилось, вся толстокожесть исчезла, сейчас я весь – обнаженное сердце, истекающее кровью.
Габриэлла ушла, а она не та современная девочка, что не имеет убеждений, которой бы только шмотки, побрякушки, богатый спонсор и возможность выскочить за олигарха. Той, современной, все равно, куда идти, лишь бы клево, весело и не надо думать. Габриэлла же…
– Габриэлла, – повторил я вслух, – Габриэлла… Ну почему так? Габриэлла…
Стена словно исчезла, я ощутил, что стою на краю бездны, а далеко-далеко внизу тротуар и крохотные припаркованные машины. Что я за дурак: высокомерно третировал пьяненьких слесарей и домохозяек с фанатами футбола: им-де не войти в царство небесное сингулярности, полуобезьяны, лемуры, простейшие, ха-ха, а я вот весь из себя замечательный и на белом коне. Сам тоже в белом!
Но из слесарей, домохозяек и фанатов футбола кто-то и хотел бы в сингулярность, это мы их не пустим, но вот вся интеллигенция… жуть, этот огромный слой, все увеличивающийся, уже не слой, а пласт, да такой пласт, что вроде пласт земной коры, на котором горы, реки, леса и множество стран с их нефтью и золотом… эта интеллигенция крепко стоит на своих «нравственных позициях».
Вот взять ту прекрасную, как нам вдолбили со школьной скамьи, творческую и прочую элиту: Пушкин, Лермонтов, Кюхельбекер, всех этих декабристов, что «против царя и за народ», и показать им наш мир? Сказать, переселяйтесь, ребята, сюда. У нас тут телевизоры, холодильники, компьютеры, медицина… Да все ужаснутся одной только мысли, что нельзя сечь крепостных, а деревенских девок пользовать для половых нужд, что придется отпустить на волю… нет, крепостных вообще не будет, все равны, ужас какой, равны с чернью, даже дворяне должны служить или работать, нельзя будет приезжать в свое родовое имение, его отберут…
А ведь мир той интеллигенции отличим от нынешнего только в мелких деталях! В сравнении, конечно, нынешнего с сингулярным. Самая косная сила не слесари – эти хоть и не все, но готовы учиться, однако русская интеллигенция устроилась настолько удобно, что уже не сдвинуть с судейского места. Учиться ничему не будет и не может, сама учит «высокой духовности», хотя не понимает, что это, но это не помеха, а повод туманно и возвышенно поговорить о трансцендентности, непознаваемости, ведь у духовности нет дна и потому нет точного обозначения, алгеброй гармонию не измерить, это надо чувствовать, а не понимать…
От этого «чувствовать» рукой подать до «верить», что для такого, как я, дико и оскорбительно. Но для русской интеллигенции верить – это состояние души. Для нее верить – это принадлежать к избранному кругу. Причем верить нужно не именно в Бога, в него можно и не верить, но обязательно верить в соборность и духовность, в глубинность нравственных помыслов русского народа, который сам о них не знает, но это знает русская интеллигенция…
Конечно же, ни один из этих русских интеллигентов не войдет в сингулярность уже потому, как сказала Габриэлла, что с ужасом и омерзением отшатнется от нее, как от чего-то ужасного, сатанинского, технологического.
Я сделал усилие и, сделав шаг назад, перевел дыхание. Да, технологичность и интеллигентность по-русски несовместимы. В России интеллигенты всегда выступали против любых технологий, те якобы вытесняют духовность, соборность и разрушают нравственность.
У русской интеллигентности есть платформа, есть база, есть убеждения, от которых не откажутся. С этой точки зрения и Сергей Константинович, и Людмила Николаевна, и Игорь Арнольдович, и, конечно, Габриэлла куда нравственнее меня, что все еще без четких и железобетонных критериев и ориентиров в быстро меняющемся мире.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу