Кирилл Якимец - Отряд Омега

Очнулась Любава в постели. Она была при смерти. Пришел дворцовый доктор, развел руками. Потом пришел священник, епископ, и тоже развел руками: новгородка Любава, естественно, не была крещеной.

— Хотите ли вы перед смертью перейти в лоно Церкви?

Любава плохо понимала, что происходит, но зато хорошо помнила письмо дяди. Она кивнула. А потом попросила позвать Константина. Константин ждал у дверей и со слезами вбежал в комнату.

Далеко от Константинополя, в Новгороде, Велимир Кротов тоже глотал слезы. Но он ничего не мог поделать, потому что знал: просьбу, с которой Любава обратилась к Императору, Константин исполнит только в том случае, если его любимая будет при смерти. И "заднего хода" впоследствии не сделает, а Ольгу оставит законной наследницей, только если Любава на самом деле умрет. Весь характер Императора Константина, все его явные и неявные реакции, все желания, даже предположительное содержание снов — словом, весь Константин был разбит на файлы и просчитан вдоль и поперек на мощном компьютере Кротова, компактном армейском «Янусе», произведенном на заводах Аримана.

Вот так принцесса Ольга и сделалась законной наследницей престола Византийской Империи — благодаря великой любви, все нюансы которой были за много лет до смерти императорской любовницы просчитаны на военном компьютере, установленном в тесном кабинете под новгородской аптекой.

Монастырь Святой Параскевы раскинулся бесформенным белым пятном по обеим берегам в излучине Мокошь-реки. И здания, и ограда, и даже скамеечки в аллеях — все было выкрашено в белый цвет. Лишь купола церквей покрыты золотом, да на величественной колокольне Иоанна виднелся Императорский Колокол, выкрашенный черным.

На правом берегу реки располагалась женская половина монастыря, на левом — мужская. Ольга жила, разумеется, в женской половине, но воспитание получать могла то, какое ей больше было по нраву. Целыми днями она торчала на левом берегу, в мужской половине, слушая лекции по военным и политическим наукам или тренируясь в спортзале. Монахини проформы ради жюрили принцессу, но на самом деле были рады: наследница престола росла не будущей женой и матерью, а будущей Императрицей — именно такого результата от них и требовали.

Реальные мотивы будущей Императрицы ничего общего не имели с интересами государства. Просто с самых первых сознательных дней жизни Ольга ненавидела свою мать, ненавидела безо всякой причины, но всем сердцем. Мать ей была отвратительна — своей нежностью, своей верностью Константину, своей женственностью. Перед самой отправкой в монастырь Ольга приняла решение: мать любит праздники — долой праздники; мать верна отцу — долой целомудрие; мать ничего не понимает в "мужских делах" — да здравствуют война и политика!

Для десятилетней девочки это был нормальный ход мыслей. Но упорные занятия корхзедом со старым треухом отцом Цанди, лекции по военной истории, которые читал профессор Цергхи, тоже треух, и ежедневные упражнения в монастырском тире с отцом Гавриилом, молодым монахом, помешанном на оружии, — все это привело к тому, что через семь лет, по выходе из монастыря, принцесса практически не изменилась.

Она стала мастером корхзеда — легко дырявила пальцами бетонные блоки. Она управлялась с любыми видами наземной военной техники, а также неплохо водила боевую шлюпку. Она стреляла, она фехтовала, она разбиралась в стратегии, тактике, экономике, социологии — и глубоко презирала все женское. Монахи и монахини были вне себя от счастья: после того, как принцесса прошла государственные испытания по изученным ею предметам, монастырю выделили дотацию, сравнимую с бюджетом всей Провинции.

Единственное, что у принцессы никак не получалось, так это борьба с целомудрием. Учителя-монахи, вызывавшие ее искреннее восхищение, были, все-таки, монахами. Самый любимый преподаватель, профессор Цергхи, монахом не был, зато был треухом. Ольга слыхала от монашек, что некоторые женщины пробовали интимно общаться с треухами и нашли это вполне… Но принцессу пробирала дрожь при одной мысли о таком "межпланетном сотрудничестве".

Возвратившись из монастыря во дворец, Ольга заставила себя окунуться в светскую жизнь. При всей неприязни к симпосионам и безмозглой дамской болтовне, она понимала, что политика вершится не в офисах, а в курительных кабинетах Зала Симпосионов. К тому же, принцесса не оставляла надежды побороться с целомудрием.