Кирилл Якимец - Отряд Омега

— Я не призрак, — монотонно начал Бешар, — это недоразумение. Я третий электрик со станции "Салах Ад-Дин", Приап, арестован хашами Ордена Измаилитов по неизвестной…

— Все!

Алибас нажал на кнопку, монитор скрылся под поверхностью стола.

— Уведите его, пожалуйста.

Стражники подняли Бешара и повели к выходу из комнаты. Бешар шел ровным шагом, глядя прямо перед собой. Алибас думал довольно долго, нервно теребил рукава. В конце концов он успокоился.

— Стража, будьте добры, отойдите к стенам. Хорошо. Итак, вторая часть игры. Гирей-ага, скажите, по-вашему, «призраки» — живые существа?

Шейх Керим попытался что-то вставить, но Алибас почти грубо оборвал его:

— Тихо! Вопрос к Василию Гирею.

Василий почувствовал, что знает точный ответ.

— Нет.

Алибас остался доволен. Он поудобнее устроился на своем вращающемся стуле, покачался из стороны в сторону. Даже улыбнулся.

— Великолепно, Гирей-ага. Теперь я очень попрошу вас пройти в комнату номер один и подождать там. Мы с шейхом Керимом обсудим несколько научных вопросов, являющихся государственной тайной.

Алибас не делал знака страже. Василий сам встал и пошел к узкой двери с маленькой квадратной номерной табличкой. Дверь открылась. Василий шагнул через порог. Дверь захлопнулась за ним с глухим плотоядным чмоком. Сам зажегся свет. Маленькая каморка, шершавые керамические стены, ни стула, ни скамеечки… Свиные уши! Шайтанье дерьмо! Три мегатонны шайтаньего дерьма!

ВЕДЬ ЭТО — КАМЕРА СГОРАНИЯ!!!

Ноги стали легкими и мягкими, как две подушки. Но Василий напряг все силы и остался стоять. Он ждал. Из скрытого динамика донесся негромкий женский голос:

— Курпан дир-зигунов Приапа Василий Гирей, переведен из чина лейтенанта Янычарского Корпуса Османской Конфедерации Миров. Обвиняется в несанкционированном профессиональном сотрудничестве со специальными службами Византийской Империи на фоне чрезвычайной ситуации. Основное доказательство вины — договорные документы, подписанные обвиняемым во время пребывания на Новой Тавриде. Приговорен к смертной казни через моментальное сожжение. Приговор привести в исполнение. Гирей-ага, умрите как мужчина. Не исключено, что вы, все-таки, попадете в рай. Счастливого пути.

"Курпан! Я же приписан к Приапу! Умираю козлом." — Подумал Василий прежде, чем пришла тьма.

"Тьма лона твоего — пасть огненного змея; Тьма глаз твоих — огонь, который жжет, не грея; Ты вся — огонь из тьмы, без света и тепла, А я — лишь пепел, прах, что по ветру развеян." Ибн Залман, великий иранский поэт. Настолько великий, что строки его цитируют даже души в раю.

Василий открыл глаза — жмуриться больше не было сил. Он уже довольно давно очнулся и лежал, слушая журчание райских фонтанов, пение райских птиц и тихий смех райских гурий. Открыть глаза было страшно: вдруг рай окажется каким-нибудь не таким — фонтаны не те, птички… Главное — гурии, жемчужины рая, квинтэссенция наслаждения.

Но глаза пришлось открыть. Чья-то рука уже гладила Василия по щеке, чье-то дыхание он чувствовал у себя на лбу. Чье? Смуглая тонкая рука, покрытая легким пушком. Это — первое, что он увидел. Проследил взглядом вдоль руки — рука терялась под розовой шелковой накидкой. Полупрозрачная чадра почти не скрывает лица. Лицо молодое, девушке лет пятнадцать, не больше. Василий потянулся за носовым платком, вытереть пот, заливший глаза. Платка не было. Василий понял, что он голый лежит на берегу небольшого ручья. Чем-то ручей напоминал реку Карджала… Ну конечно! Любовь. Гурии. Рай, значит.

Василий поднялся на четвереньки, дополз до ручья и плюхнулся в воду. Под водой он не закрывал глаз, видел смутные маленькие тени рыбок. Райских рыбок.

Мундир оказался на другом берегу, в траве, аккуратно сложенный, постиранный, отутюженный. Василий решил пока не одеваться, повернулся к гурии:

— Девонька, чем бы вытереться? — спросил он, почему-то, по-русски. Но она поняла. Не торопясь, она стащила с плеча шелковую накидку и осталась обнаженной, в одной лишь прозрачной чадре, да еще в соски вдеты сапфировые сережки. Держа накидку на вытянутых руках, гурия пошла к Василию через ручей.

Шелк приятно обволакивал тело, впитывал воду вместе с усталостью, страхом, недоумением, досадой — всеми радостями прошлой, ненастоящей жизни.

— Как тебя зовут, милая?

— Здесь нет имен, — ответила гурия по-русски и перешла на турецкий, — зови меня Первая.

— Есть и вторая?