Роджер Желязны: Творец сновидений

— …и я ничего не нашел, — повторил Рэндер, — ничего, кроме причины вашего недовольства. Сейчас, конечно, вы боитесь услышать ее и пытаетесь отвлечь меня от изложения вашего диагноза…

— Нет!

— Тогда слушайте. Потом можете комментировать, если хотите, но вы любопытствовали и тратили здесь время, не желая принять то, что я предлагал вам в десятке разных форм. Теперь я хочу сказать вам прямо, в чем дело — и делайте с этим, что хотите.

— Прекрасно…

— Во-первых, вы очень хотели бы иметь множество врагов обоего пола…

— Это смешно!

— …потому что это единственная альтернатива возможности иметь друзей…

— У меня куча друзей!

— …потому что никто не хочет, чтобы его все игнорировали, чтобы никто не испытывал к нему по-настоящему сильных чувств. Любовь и ненависть — высшие формы проявления человеческих эмоций. Не в силах добиться любви, вы жаждете ненависти. Вы так сильно хотели ее, что убедили себя в ее существовании. Но на такие вещи существует определенный психический ценник. Подлинная эмоциональная потребность, отвечая нажиму желания-суррогата, не приносит реального удовлетворения, а дает тревогу и дискомфорт, потому что в этих делах психика должна быть открытой системой.

Вы же ищете человеческих отношений внутри самого себя. Вы закрыты. То, в чем вы нуждаетесь, вы творите из материала собственного «я». Вы — человек, очень сильно нуждающийся в крепких связях с другими людьми.

— Дерьмо!

— Примите это или откажитесь, — закончил Рэндер. — Я вам советую принять.

— Я платил вам полгода, чтобы вы обнаружили, кто хочет убить меня. А вы говорите теперь, что я все выдумал, чтобы удовлетворить желание иметь кого-то, кто меня ненавидит.

— Ненавидит или любит. Правильно.

— Это абсурд! Я встречаю так много людей, что ношу в кармане записывающий аппарат и камеру на лацкане, чтобы запомнить их всех…

— Я говорю не о том, что вы встречаетесь со множеством людей.

Скажите, этот последний сон много значил для вас?

Эриксон задумался.

— Да, — сознался он наконец. — Много. Но, все равно, ваша интерпретация этого дела — абсурд. Но, допустим, просто ради поддержания спора, что ваши слова справедливы. Что я в таком случае должен делать, чтобы избавиться от этих снов?

Рэндер откинулся в кресле.

— Пустите вашу энергию по другому пути. Встречайтесь с некоторыми людьми не как член правительства, а просто как Джо Эриксон. И занимайтесь при этом тем, что вам нравится — чем-нибудь, не относящимся к политике, скажем, в чем-то соревнуйтесь — и вы приобретете несколько настоящих друзей или врагов, желательно — друзей. Я все время советовал вам сделать это.

— Тогда скажите мне еще кое-что.

— Охотно.

— Допустим, вы правы; так почему я никогда не любил и не ненавидел никого, и никто не испытывал тех же чувств ко мне? Я занимаю ответственный пост в правительстве, я все время встречаюсь с людьми. Почему же я такой… нейтральный?

Хорошо знакомый теперь с карьерой Эриксона, Рэндер отогнал свои истинные мысли на этот счет, потому что они не имели оперативной ценности.

Он хотел бы процитировать Эриксону замечание Данте на этот счет — о тех душах, которые, не имея добродетелей, отрицают небо, а по недостатку существенных пороков отрицают также и ад. Они поднимают паруса и плывут туда, куда несет их ветер времени, без определенного направления — к какому порту прибьются. Такова была и долгая бесцветная карьера Эриксона, карьера мигрирующей преданности, политических перемен. Но вместо всего этого Рэндер сказал:

— В наше время все больше и больше людей оказываются в таких обстоятельствах. Это происходит из-за растущей сложности общества, где индивидуум обезличивается, превращаясь в социометрическую единицу. В результате даже влечение к другим особам становиться более вынужденным.

Сейчас таких много.

Эриксон кивнул, и Рэндер внутренне улыбнулся.

"Иногда нужен грубый нажим, а затем нотация", — подумал он.

— У меня создалось впечатление, что вы, возможно, и правы, — сказал Эриксон. — Иногда я и в самом деле ощущаю то, что вы только что описали единица, нечто безликое…

Рэндер взглянул на часы.

— То, что вы будете делать, выйдя отсюда — решать, конечно, вам. Я думаю, что вам следует потратить еще некоторое время и остаться для более подробного анализа. Теперь мы оба знаем причину ваших жалоб. Я не могу водить вас за руку и показывать, как надо жить. Я могу указать, могу посочувствовать, но без глубокого зондирования… сами понимаете; договоритесь о встрече, когда почувствуете необходимость поговорить о вашей деятельности и соотнести ее с моим диагнозом.