Фриц Лейбер - Веселый город Ланхмар

Пригибаясь как можно ниже, беглецы перебрались по нему на другую сторону улицы. Над головами их что-то просвистело. Едва они спрыгнули с мостика на крышу, вновь раздался тот же трижды повторенный свистящий звук. Один из неизвестных предметов, стукнувшись о трубу, упал прямо к ногам Мышелова. Тот поднял его, оглядел, взвесил на ладони и подивился тяжести метательного снарядика.

- Они там, - сказал он, тыкая пальцем себе за плечо, - видно, здорово разозлились, коли вывели на крыши пращников. Горячие, однако, ребята.

От улицы Лудильщиков путь их лежал на юго-восток, к тому месту на улице Коробейников, где дома стоят так близко, что перепрыгнуть с одного здания на другое не составляет труда. По пути они угодили в плотное облако ночного смога. Кашляя и чихая, Мышелов, за плечо которого держался Фафхрд, вынужден был сбавить шаг и добрых шестьдесят ударов сердца беспомощно шарил руками вокруг. Лишь на подходе к улице Коробейников сумели они выбраться из смога. В небесах вновь засияли звезды.

- Что за чертовщина? - справился Фафхрд, глядя вслед плывущему к северу облаку. Мышелов передернул плечами.

Случись в этот час пролетать над Ланхмаром ястребу, он увидел бы, как расползается по переулкам черная завеса, недавно еще клубившаяся над “Серебряным Угрем”.

Достигнув Чумного Двора, приятели спустились на землю.

Посмотрев друг на друга, на свои забинтованные клинки, на вымазанные краской лица и испачканную грязью и сажей одежду, они расхохотались. Они хохотали и хохотали и никак не могли успокоиться; задыхаясь от смеха, Фафхрд принялся массировать левую ногу у колена. Добродушно подтрунивая над собой, они размотали бинты на мечах - Мышелов широко раскрыл глаза, словно и понятия не имел, что там внутри, - и пристегнули ножны к поясам. Свежий ветерок унес прочь зловоние жидкости из зеленого флакона, а прогулка по крышам без следа развеяла пьяный туман в головах. Ни Фафхрд, ни Мышелов не испытывали сейчас желания выпить; им хотелось лишь поскорее вернуться домой, как следует подзаправиться и поведать милым подружкам о своих безумных похождениях.

Бок о бок они зашагали дальше.

Исчезновение смога будто оживило кривые и грязные переулки. Даже Аллея Костей выглядела менее мрачно и угнетающе.

Взобравшись легкой поступью по длинной, скрипучей, зияющей проломами лестнице, они встали плечом к плечу на площадке, и Мышелов с силой толкнул дверь, чтобы та распахнулась.

Но дверь не поддалась.

- Заперта, - заключил Мышелов и только тут заметил, что сквозь щели в двери наружу почти не пробивается свет, если не считать слабого оранжево-красного свечения. Усмехнувшись, он проворчал с мнимым раздражением, за которым пряталась легкая тревога:

- Они, видишь ли, спят, а мы изволь торчать под дверью!

Трижды громко постучав, он сложил трубочкой ладони и крикнул в дверную щель:

- Эгей, Ивриан! Вот он я, живой и здоровый! Эгей, Влана! Можешь гордиться своим кавалером; он в одиночку расправился с кучей воров, даром что скакал на одной ноге!

Изнутри не донеслось ни звука, разве что шорох, такой тихий, что мог попросту померещиться.

Фафхрд потянул носом.

- Нехороший запах, - проговорил он.

Мышелов забарабанил по двери кулаком. Безрезультатно.

Фафхрд отстранил друга и подошел к двери, намереваясь высадить ее плечом.

Мышелов покачал головой, стукнул по стене, сделал неуловимое движение - и к ногам его вывалился кирпич, который мгновение назад казался чуть ли не приросшим к месту. Мышелов просунул в открывшееся отверстие руку. Послышался скрежет отодвигаемых засовов. Выпрямившись, Мышелов легонько толкнул дверь, и та отворилась.

Однако ни Фафхрд, ни Мышелов не бросились сломя голову в комнату. Их остановило некое предчувствие опасности. Из раскрытой двери пахнуло звериным запахом, к которому примешивался сладковатый аромат духов, какими вряд ли захочет воспользоваться здравомыслящая женщина.

Оранжевое свечение исходило из распахнутой дверцы маленькой черной печки. Правда, дверца как-то неестественно наклонилась - по всей видимости, кому-то понадобилось приподымать печку.

Этот неестественный наклон как нельзя лучше говорил о том, какому разорению подверглась комната.

В оранжевом полумраке виднелись собранные в гармошку ковры с черными пятнами на них; под полками, вперемешку с кувшинами и эмалевыми шкатулками, валялись связки свечей. У очага и рядом с оттоманкой чернели две продолговатые и бесформенные груды.