Филип Фармер - Врата времени

Он указал на ярко-зеленое пятно, занимающее Восточную Румынию и Украину.

— Готинозония. На языке ирокезов это звучит как Кстхизанки, что означает — «строитель домов». Наш Днестр здесь называется Ох'хиджо «прекрасная река», как наше Огайо. Как тебе это нравится, О'Брайен?

О'Брайен слабо улыбнулся.

— Спасибо. Но что мне эти знакомые названия? Не могу я еще во все это поверить.

— А придется, — сказал Ту Хокс, и с воодушевлением первооткрывателя снова нагнулся над глобусом. Обведенная красным область, включающая в себя Данию, Нидерланды, Германию, Польшу и часть Чехословакии, называлась Перкуния.

— Перкуния. Странно. Это слово похоже на производное от литовского слова Перкунис. Перкунис был главным богом древних литовцев. Я слышал, как Дзикозес называл своих врагов «позоша». Учтем произношение; может, имеются в виду пруссаки, которые в нашем мире были оттеснены всадниками Орденов на восток и породнились с литовцами.

Он посмотрел на остальные европейские страны.

— Скандинавия… Дронтхайм. Снег? — а, может, она здесь ассоциируется с белыми медведями? Ту Хокс тихо присвистнул и повернул глобус на полоборота.

Все было так, как он и предполагал. Гольфстрим был и здесь. Не отклоняемый Североамериканским континентом, он тянулся ближе к северо-западу, вдоль цепи островов Скалистых Гор и, в конце концов, объединялся с Северным рукавом Куросивы.

Ту Хокс снова присвистнул. Для истории Европы данного мира это было таким же чрезвычайно важным фактором, как и вторжение монголо-индейской группы.

Он сказал:

— Сейчас здесь жарко. Но могу поклясться, что это ненадолго, скоро наступит адски-холодная зима.

Ту Хокс подошел к уцелевшим полкам и просмотрел несколько книг. Он нашел атлас с более детальными картами, чем глобус. Сопроводительный текст и подписи на картах были двуязычными: на греческом и на языке Готинозонии. Разобраться в этом греческом было трудно — он отличался от классического греческого и содержал множество чуждых ему слов — но все же проще, чем читать по-индейски.

Ту Хокс повернул голову к О'Брайену.

— Теперь ты знаешь, почему тебя никто не понимает, когда ты пытаешься здесь попросить сигарету?

О'Брайен угрюмо кивнул.

— Потому что испанцы узнали о табаке в Америке. Но тогда, в этом проклятом мире, получается, нет ни картофеля, ни помидор?

— Да, похоже на то, — задумчиво сказал Ту Хокс. — Не полакомишься ты здесь и шоколадом. Но мы — здесь, и единственное, что нам остается надеяться на лучшее.

Их прервали. Дверь распахнулась. И в комнату вошел Дзикозес, а с ним — человек двадцать солдат в светло-зеленых мундирах, коричневых сапогах, зашнурованных до колен. Конические стальные шлемы напоминали по форме шляпы китайских кули. И у каждого солдата была длинная изогнутая сабля и однозарядное ружье. Почти все чужаки были смуглыми и темноволосыми.

Офицер, не спуская глаз с летчиков, о чем-то расспрашивал Дзикозеса. Вдруг он нахмурился; прервав Дзикозеса на полуслове, подошел к пришельцам и резким приказным тоном потребовал у Ту Хокса оружие. Ту Хокс выполнил приказ не сразу: он медлил, раздумывая. Затем проверил стоит ли пистолет на предохранителе и протянул его офицеру: в подобном положении лучше было подчиниться. Офицер повертел пистолет в руках, сунул его за пояс и дал знак своим солдатам. Дзикозес и его партизаны отступили; солдаты вывели летчиков и Ильмику Хускарле из дома.

Ту Хокс и О'Брайен оказались в новом отряде. И снова пришлось идти ночами, а днем отдыхать в укромных уголках, чтобы не нарваться на патрульные и военные отряды перкунцев. Враг уже захватил эту местность, но закрепиться еще не успел. И если отряду удавалось избежать встреч с перкунцами, то спрятаться от полчищ комаров было просто невозможно. Солдаты ежедневно натирали руки и лица вонючим жиром, чтобы защититься от кровососов, и вскоре оба «пришельца» были вынуждены последовать их примеру.

На третий день пути у О'Брайена поднялась температура, его знобило и бросало в пот. Ту Хокс определил, что это малярия, и санитар группы подтвердил этот диагноз. Идти О'Брайен не мог, и его понесли на носилках, сооруженных тут же из стволов молодых деревьев и солдатских накидок. Ту Хокс держал один конец носилок, кто-то из солдат — другой. Каждые полчаса солдаты сменялись, но Ту Хокс ни разу не выпустил носилок из рук и тащил их, пока руки совсем не одеревенели.

Четыре раза в день О'Брайен пил таблетки, выданные санитаром. Но лекарства не помогали: ирландец мерз, потел, его все так же бил озноб. Но постепенно приступы прекратились, и дальше О'Брайена, все еще не выздоровевшего, заставили идти пешком. Офицер ясно дал понять, что никаких задержек не потерпит. Ту Хокс видел, что тот без всяких колебаний застрелит любого, кто хоть чем-то помешает группе продвигаться или подвергнет ее малейшей опасности. Судя по всему, главной его заботой было провести девушку через вражескую территорию.