– Здравствуй, Вруша, – сказал мужской голос.
Я оглянулся – никого.
– Не бойся, здесь ничего страшного нет. Такое же море есть и на твоей планете.
– А я и не боюсь, – ответил двенадцатый.
– Вот и хорошо.
Голос жил не вокруг, а как бы во мне, он доносился из тела, пронизывал до костей, словно холодные пузырьки в газированной воде. И мне стало жутко.
– Сейчас ты увидишь целаканта,– сказал голос,– ты его уже видел в учебнике жизни. Помнишь, ты еще подрисовал ему усы.
– Помню.– Воспитанник как-то странно осклабился; потом я понял, что он улыбался. Это была улыбка!
– Прекратить!– крикнул я во весь рот и нарушил тем самым свое же обещание.
Мальчик сжался, как от удара.
Но голос не слышал моего вопля. Он назойливо шевелился внутри рук, живота, черепа, говорил тихие ужасные слова.
– … целакант слишком долго жив, мой мальчик, все кистеперые вымерли миллионы лет тому назад, а он спокойно плавает наперекор времени. Меня это настораживает. Посмотри на него внимательно, нет ли в нем тайной угрозы человеку? Оставить его жить или помешать столь странному присутствию?
– Хорошо, я посмотрю,– прошелестел двенадцатый пересохшими губами.
Нарушая всякий этикет Правильной школы, я схватил ученика за плечи и затряс изо всей силы.
– Что хорошо? Что это все значит? Отвечай, негодник!
Его голова запрыгала мячиком.
В этот момент море хлынуло из экрана во дворик, и нас подхватила могучая и нежная волна. Вода! Бррр… Тонны голубой невесомой воды. Воды, которая не лезет в нос, в уши, а обтекает тебя, как рыбу, не мешая дышать, не прилипая к коже, превращая тебя в непотопляемый сосуд. Мое тело оторвало от земли и с легкостью водяного пузырька понесло вдоль школьной стены вверх, на поверхность неведомого океана, я чудом успел схватиться за ржавые перильца дрянного балкончика на третьем этаже, а ученика пронесло дальше, вверх, все выше и выше. Я с ужасом открывал рот, но не захлебывался. Вода всегда вызывала во мне отвращение! Пытаясь хоть что-то понять в этой чертовщине, я снова отыскал взглядом мальчика. Странное дело, вода была так чиста, что казалось, ученик парит в небе, как птица, а пенные пятна на морской поверхности можно было легко принять за облачка. Там навстречу воспитаннику плыла невероятная исполинская рыбина с массивными лапами-плавниками. Она была одета в литую чешую, тысячи радужных солнышек пылали в каждой перламутровой чешуйке, рыба переливалась драгоценным слитком. Она и пугала, и восхищала. Вот чудище распахнуло пасть живодера, усаженную сотнями костяных иголок, и что же? Воспитанник бесстрашно коснулся ее глаз, а затем, вцепившись в плавники, со смехом оседлал рыбину, как маленькую лошадку в парке развлечений. И перламутровая махина подчинилась ему. «Надо доложить Директору», – решил я, не в силах оторвать глаз от зрелища, мне даже захотелось туда же, на вершины волн, вон из преисподней подводного царства… стоп!
– Я понял тебя, малыш, – сказал океан, – до свидания.
И все разом исчезло: море, рыба, переливы света. Мальчик, кружась, как осенний листок, тихо спланировал вниз. Я ни жив ни мертв стоял на балконе, я был абсолютно сухим, если не считать тонкого слоя пота на лбу. Ученик стоял внизу и потрясенно смотрел на меня с кучи шлака.
Из школы донесся вой сирены – закончился очередной урок.
«Поднимайся», – хотел было крикнуть я, но ограничился жестом.
Это был нетерпеливый, слишком эмоциональный жест. Чувства мои явно вышли из рамок.
Воспитанник поднимался долго, и лицо его мне показалось заплаканным.
Через несколько минут мы вошли в кабинет. Захлопывая дверь, я чуть не забыл включить световое табло: «Вход воспрещен».
С облегчением спустившись в привычное кресло, я пристально посмотрел в глаза воспитанника, который – я не узнавал – покорно стоял у кабинетного стела, сложив руки по швам. И все же он не чувствовал себя виноватым, нет. Тут было что-то другое: в его глазах таилось упрямство, и вызов, и… печаль. Убрав в стол его личное дело, я спросил:
– Что это было?
– Не знаю, Наставник.
– Почему ты так вел себя?
– Он… не злой, он добрый целакант…
– Говори громче, не мямли! И отвечай полным ответом, двенадцатый.
– Да, Наставник.
– Ты всего лишь ученик шестой ступени. Ты не имеешь права на поступки. Ты, видно, забыл кодекс? Что сказано в пункте восьмом шестнадцатого параграфа?
– Присутствие Наставника освобождает ученика от любых действий.
Я изобразил на лице подобие поощрительной улыбки.
Читать дальше