Колин Уилсон - Метаморфозы вампиров-2

Наконец попытка различить компоненты равеяла приятную, на грани сна, дремоту. Чем тщательнее он вслушивался, тем явственнее различались слагающие уровни гармонии, различимые меж собой так же безошибочно, как звуки скрипки, флейты или рояля. Как раз это узнавание дало понять, что вибрации по сути представляют собой некую форму сообщения — скорее музыкальную, чем речевую. Вспомнилось звучание ручья в долине Джираг.

Новая степень внимания привнесла и более глубокую степень релаксации. Словно некая дверь открылась внутри, пропуская вниз по лестничному пролету. Одновременно вибрации зазвучали гораздо четче, как будто оркестр играл теперь на соседней улице. Это усиление вызвало восторженный трепет, углубивший в свою очередь релаксацию: еще одна дверь открылась, пропустив еще дальше внутрь. Каждая ступень все дальше уводила из мира физической реальности в мир реальности внутренней.

Сообщение, несмотря на свою музыкальную форму, характер имело ясный и фактический. В считанные секунды Карлсен уже видел и ухватывал вещи, которые в прошлом открывались лишь в редкий солнечный миг озарения. Первым и самым основным в этих проблесках было то, что человек обитает разом в двух мирах: мире внешних обстоятельств и мире внутренней реальности. Внешний мир довлеет настолько, что внутренний в сравнении с ним кажется зыбким и тусклым. На самом же деле мир внутренней реальности бесконечно подлиннее, чем мир сугубо физического существования.

Тут до него дошло, что до слуха доносится не монолог, а некий разноплановый диалог. «Голос» джерида был на самом деле многоголосьем, какое слышишь иногда, включившись в телефонную сеть, где стоит гулкий гомон десятка абонентов. Но что это за голоса? Едва сформулировав вопрос, он уже знал ответ. Это другие джериды, разбросанные по поверхности планеты. Но что они передают? Вот с этим уже сложнее. Каждый, судя по всему, сообщал свое теперешнее состояние и то, что происходит вокруг.

Сфокусировавшись на этом инсайте, он как бы углубился еще сильнее, начав неожиданно различать по голосам. Многие исходили из этой же области по ту сторону планеты. Решив же намеренно выделить эти голоса из остальных, он инстинктивно догадался, что они исходят из леса джеридов, насчитывающего сотни деревьев. Чувствовалась даже их грандиозная высота, и запах прелой почвы в подлеске.

В эту секунду он спохватился, что с телом происходит что-то неладное. Лицо застыло, будто нашпигованное анестезином, а мышцы покалывало словно искрами тока, да больно так. Попытался открыть глаза — не получилось. Карлсен забился как спящий, силящийся пробудиться от кошмара.

И тут все равно что распахнули окно: он почувствовал, что пулей летит по воздуху. Это длилось буквально секунды, вслед за чем воцарилась внезапная тишина. Снова потянуло сыроватым воздухом, и донеслись звуки внешнего мира. Ничуть не удивившись, Карлсен почувствовал, что стоит в кромешной темноте, вдыхая запах перегноя и еще какой-то — пряный, что-то вроде эвкалипта.

Насчет местоположения и гадать нечего: вибрация и отдаленный шорох листвы давали ясно понять, что он на противоположной стороне планеты, среди джеридового — леса. Воздух у земли был абсолютно недвижен, ни ветерка. Дрожащая вспышка молнии на секунду выхватила из тьмы исполинские стволы, колоннадой уходящие вверх. Аромат эвкалипта — очевидно, древесная смола.

Вытянув вперед руки, Карлсен сделал несколько осторожных шагов по толстому, — чуть не до колена, — лиственному ковру и, споткнувшись, шлепнулся плашмя. Потрогал на ощупь: корень дерева. Шаря по нему, он добрался до ствола и сел на влажную землю. Не было даже надобности прижиматься к дереву лицом: вибрация слышалась четко, как гудение высоковольтных проводов.

Всего несколько секунд потребовалось, чтобы снова уйти в полудрему. Едва это произошло, как характер вибрации будто бы изменился: ощущение в точности такое, будто слышишь за закрытой дверью приглушенный рокот голосов, и тут дверь открывется и становится слышен сам разговор. С той нелепой разницей, что перекликание здесь было бессмысленным как болтовня на вечеринке: просто несмолкающая, волна за волной, разноголосица. От нормального разговора ее отличало то, что никто из говорящих не умолкал — звуки длились и длились словно хорал.

За минуту-другую он усвоил, что по направлению вибраций можно установить расположение деревьев. Каждый звук подобен был вспышке маяка, четко указывающего свое местонахождение. Более того, плотность встречного звукового напора говорила, что лес уходит как раз в этом направлении, а за спиной деревьев не больше дюжины. Карлсен поднялся, отдалился от дерева (чтоб подальше от корней) и медленно, осторожно двинулся туда, где край леса.