Владимир Колин: Зубы Хроноса

Но я не успел себе ответить. Пораженный, я смотрел в центр помещения, где обезьяна уплетала банан. И не какая-нибудь обезьяна. Я мог поклясться, что это был Стоп, павиан из нашего института.

Отупевшим взглядом я следил за тем, как он ест банан, разгуливая по помещению, как делал это обычно.

Он ел быстро, но банан не кончался. Мне захотелось крикнуть, но — защищаемые каской — мои губы не двигались. А там, впереди, Стоп все с тем же аппетитом уплетал банан. Я думаю, все это длилось с полчаса, но стрелка хронометра не двигалась, и я смотрел на Стопа без мыслей, без реакций, потому что знал, что это невозможно, что он не мог есть банан в этом многоугольнике хотя бы уже потому, что умер два года тому назад.

Неужели я сошел с ума? Совершенно измученный, я все же попытался проверить себя. Попробовал вспомнить, кто создал ему этот смешной рефлекс с канатом и вдруг вспомнил: Гиня. Но достаточно было мне вспомнить о нем и увидеть его глуповатое лицо, как Стоп бесследно исчез. Вместо него в помещении стоял Гиня.

— Что у вас на Церере? — хотел я спросить, но, как в кошмаре, мои губы не двигались.

— Ничего, Богдан. Потеря времени.

Он отвечал! Он слышал меня, хотя я не говорил, и отвечал на мои слова, не слыша их. Но Гиня тоже не двигал губами. Что это значит? Что здесь происходит?

Мне хотелось закричать, но я спокойно сказал (по сути, подумал): — А здесь, как видишь, странно…

— Что здесь странного?

Он удивленно уставился на меня своими рыбьими глазами. Я рассердился и закричал (хотел закричать): — Дубина! Если бы вместо тебя здесь был профессор…

Гиня исчез, словно сметенный ветром, и я уже даже не удивился, увидев на его месте профессора. Сдвинув на лоб очки, он ждал, вопросительно глядя на меня.

— Вы были правы, — сказал я. — Нужно изучить каждый астероид.

— Я рад, что вы больше не считаете себя обойденным…

Он улыбнулся. Мне показалось или он и в самом деле иронически улыбнулся?

— Здесь, на 1964-АИ, я обнаружил необычайную установку. Но я не могу двигаться и не знаю, как выбраться за эти стены…

Профессор больше не улыбался. Внимательно глядя на меня, он проводил по губам указательным пальцем.

— Меня же вы впустили сюда, — сказал он. — Как вы это сделали?

— Я подумал. Я вызвал вас своей мыслью. Мои мысли обладают силой…

— Подумайте о том, что вы хотите выйти, — предложил он, и это решение показалось мне настолько простым, что я удивился, как оно не пришло мне в голову.

Я подумал, что должен выбраться отсюда, вновь оказаться на поверхности астероида. И, хотя только что мне казалось, что мои жилы налиты свинцом, теперь я вдруг почувствовал себя необычайно легким, словно безжалостная сила, давившая на меня, рассеялась. Как воздушный шар, я отделился, или, лучше сказать, меня отделило от земли — ибо сам я не сделал ни одного усилия — поднялся, несомый рвущимся вверх течением, которое ударило меня об одну из пластин потолка, и, как бурав, начал вкручиваться, все быстрее вращаясь вокруг своей собственной оси, пробивая прозрачную материю… Я опомнился, все еще крутясь, в чем-то вроде красного конуса, стены которого казались пронизанными змееобразными золотистыми разводами.

Неописуемый гул стоял в моем мозгу. Мне казалось, что я задыхаюсь. Я сделал отчаянное усилие и потерял сознание.

Чья-то чужая рука добавила под последними словами этого текста следующие строки: Биолог Богдан был найден без сознания на красной скале с золотистыми разводами, названной им Парчовой. За упомянутый им период ни биолог Гиня, ни профессор Ионеску не покидали Цереру — или лабораторию на Сатар-Уб — и не помнят, чтобы они видели биолога Богдана.

В пропасти, о которой он упоминает, были в самом деле обнаружены два треугольника, один красный на дне ущелья, другой белый — в стене пропасти. Несмотря на наши повторные усилия, нам не удалось привести в действие систему рычагов, о которой говорится в его записках. Попытки разбить или вырезать прозрачный глазок возле «парчовой скалы» — и самую скалу — оказались безрезультатными, ибо неизвестный материал обоих тел оказался неразрушимым.

За этим следовала краткая запись, сделанная еще одной рукой (замечание профессора Ионеску): Я знаю Богдана. Галлюцинация? Не думаю. Параллельное время? Хронометр не мог его зарегистрировать (когда Богдан был обнаружен спасительной бригадой, он действовал), а Стоп умер два года тому назад…

Время параллельного мира, скорее (мое присутствие и присутствие Гини без нашего ведома) или только искусственное восстановление условий параллельного мира, каков бы он ни был и кто бы ни был предмет опыта. Хранить.