Владимир Колин - Зубы Хроноса

Наконец я достиг пропасти, которую увидел с красной скалы. Я взглянул в ее темную пасть, и то, что я там увидел, показалось мне настолько невероятным, что я даже не заметил, когда начал спускаться, держась за выступы белых, черных и красных булыжников, составлявших обрывистые стены.

Ни одного цветка, ни одной травинки — ничто не радовало глаз на каменном скелете стен пропасти. Но на ее дне, столь же гладком, как и полупрозрачный камень у подножия красной парчовой скалы, белый равнобедренный треугольник был с таким совершенством вписан в шершавую массу черного камня, что я больше не мог верить в простую игру природы.

Не в силах оторвать глаз от его строго геометрических форм, я скользил с камня на камень. В моих мыслях царил хаос: я думал о профессоре, пославшем меня на крошечную 1964-АИ, о коллегах, которые, может быть, открывали сейчас следы жизни, существовавшей некогда (теперь я был в этом уверен) на Потерянной планете, спрашивал себя, что представляет собой белый треугольник — орнамент, знак, религиозный символ? — и в горячечном состоянии, смеси радости и беспокойства о том, что белое изображение может оказаться всего лишь оптическим обманом, простым светлым пятном, я спрыгнул на черный камень, образующий дно пропасти.

Белый, как снег, треугольник опирался своим острым углом в противоположную стену. Но в следующую минуту я забыл об этой неожиданной геометрической форме, завлекшей меня в пропасть, потому что прямо передо мной, на неровной стене, на которой навеки застыли углы и выступы исковерканных камней, вырастал другой, на этот раз красный треугольник, так что белый казался всего лишь его отражением в невидимом зеркале.

Оба треугольника, острые углы которых касались друг друга, были совершенно равных размеров. Красная поверхность была столь же гладкой и блестящей, как и белая. Я не понимал, из какого материала были они отшлифованы или отлиты, но не сомневался, что их сделало мыслящее существо. Я находился на пороге открытия, которое не могли аннулировать даже возможные успехи групп, посланных на другие астероиды.

Я осторожно ступил ногой на белую поверхность, испытывая ее прочность. И медленно прошел к центру треугольника. И вдруг, не знаю почему, ощутил неприятное чувство. Мне показалось, что на меня, кто-то смотрит, что я уже не один. Я быстро повернулся, но было уже поздно.

Я провалился, белый треугольник провалился вместе со мной и в то же время какая-то темная масса кругами опустилась сверху и подтолкнула меня в спину. Через долю секунды я очнулся в красном туннеле (я понял, что это туннель, прежде чем угадал, где нахожусь).

Но не стены туннеля были красными, а он сам, его субстанция, словно бы я вошел в огромную артерию.

Это не была красная жидкость, красным был воздух.

И сквозь этот неощутимый свет я не видел дальше протянутой руки.

С минуту я стоял неподвижно, слишком пораженный для того, чтобы сделать хотя бы малейшее движение.

Затем, повернувшись, с удивлением обнаружил белый треугольник, висевший теперь вертикально, верхушкой вниз, как висел, с минуту тому назад, красный треугольник, вплавленный в стену пропасти. У меня промелькнула мысль, что треугольники поменялись местами, что я привел в действие систему рычагов, позволявшую проникнуть в мир красной субстанции, но я тщетно искал на полу красный треугольник (может быть, я не мог увидеть его из-за кровавого цвета окружавшей меня среды?) и тщетно толкал всем своим телом белый пытаясь найти выход.

Теперь мне кажется странным, что я так поздно понял, что попал в плен. И не к кому-нибудь, — не к какомунибудь существу, обладающему разумом и волей, с которым я мог бы вступить в контакт, а к слепой силе механизма, сохранившегося благодаря роковому стечению обстоятельств. Ум, изобретший эту странную установку, уже давно погиб, даже мир, в котором он существовал, давно исчез. Но механизм сохранился и действовал безукоризненно, как капкан. Я попал в капкан.

Обеспокоенный, я понимал, что у меня нет никакой возможности связаться со своими, и не знал, сколько времени выдержу в этой странной красной субстанции, свойства которой были мне неизвестны. Даже если руководство института, заинтригованное тем, что я не вступаю с ним в контакт в предусмотренные промежутки времени, пошлет мне на помощь спасительную бригаду, может оказаться, что она найдет меня слишком поздно.

И все же я не мог сидеть, сложа руки. Я чувствовал потребность постичь смысл незнакомой мне установки, в плен к которой я невольно попал: ведь еще недавно я был так разочарован, узнав о выпавшем на мою долю поручении, и больше всего на свете мечтал открыть хотя бы одну из тайн, хранимых неисследованным миром. Я решительно оторвался от белого треугольника и начал осторожно продвигаться в красной субстанции, не нагибаясь, так как свод туннеля был очень высок. До потолка я не доставал. Зато, раскинув руки, я мог коснуться кончиками пальцев обеих стен.