Он обморочно рухнул на спину. В скрюченных пальцах осталась рукоять самодельного меча. Корявое лезвие влажно блестело от крови.
Вожак, раскорячившись на кривых ногах, продолжал стоять, схватившись за живот. Он судорожно хватал распахнутым ртом воздух. А сквозь пальцы сочилась кров. Из огромной раны в животе с пукающим звуком выползали сиреневые змеи кишок.
Корсаков с брезгливой яростью прицельно врезал в горло вожака, оборвав его страдания.
Женщина каталась по земле, не в силах сбить с одежды и волос пламя.
Одноглазый дернулся всем телом и затих, меч вывалился из его рук. Корсаков поднял уродливое оружие. Удобнее перехватил рукоятку. И метнул меч в копошащуюся в траве уродину. Клинок легко, по рукоять, вошел в впалую грудь ведьмы, пригвоздив ее тело к земле.
Свербящий крик, сверливший ночь, оборвался.
Корсаков обвел лихорадочным взглядом поляну.
— И что дальше? — спросил он сам себя.
Как ответ, где-то за лесом ударил колокол.
* * *
За лесом ударил колокол. Один раз. Словно ветер потревожил язык или звонарь случайно тронул веревку.
— Откуда здесь колокол? — подумал Корсаков.
И открыл глаза.
Солнечный день. Сочная зелень травы, крапчато белые стволы берез. Прозрачные, трепещущие листья на хлестких ветках. Ветер пах лугом и близким человеческим жильем.
За редкими деревьями на краю рощи белела часовенка. Золотой крест ярко горел на фоне низких грозовых туч.
Корсаков с истово перекрестился.
Порыв ветра ударил в спину и толкнул через порог.
Мария, услышав грохот захлопнувшийся двери, вздрогнула. Заторможено обернулась.
— Игорь?!
Корсаков прислонился к косяку. Ноги уже не держали.
В кухоньке вкусно пахло едой и дымком печи. На столе остатки обеда. Судя по изобилию закусок и сервировке того, что осталось нетронутым в тарелках и глиняных плошках, — обед был не обычный. На подруге Ивана была серая холщовая юбка и белая вязанная кофта. Аккуратно прибранные волосы покрывал белый платочек.
— Мария… Иван дома?
Мария женским жестом поднесла сжатый кулачок ко рту. С немой болью в глазах смотрела на Корсакова.
А он медленно оседал, шкрябая плащом по косяку.
Она успела подхватить его под локоть, помогла дойти до табурета.
Корсаков рухнул на него, устало отвалился к стене. Снял с головы «стетсон», уронил на пол.
— Что случилось, Игорь? — прошептала Мария, опустившись перед ним на корточки.
— Случилось… — едва шевеля мертвым языком, повторил он.
Потянул носом. С трудом сглотнул слюну. От запахов еды вдруг проснулся волчий аппетит. Он даже не мог вспомнить, когда и что ел последний раз. Живот подвело от боли.
Мария, словно угадав, стала подвигать к нему плошки с салатами и тарелки с закуской.
— Ешь, ешь! Господи, что же ты с собой творишь? — запричитала она. — Сейчас горячего дам. Еще не остыло.
Она метнулась к плите, загремела посудой.
— Вот. Господи…
Она поставила перед ним миску с тушеной картошкой.
Увидев сочные куски мяса, Корсаков застонал. Схватил вилку и стал жадно поглощать, обжигаясь, давясь и чавкая.
Мария молчала.
Забив первый голод, Корсаков придвинул салат-оливье. Всегда его ненавидел, называя «окрошкой из остатков завтрака под майонезом». Но сейчас захлебнулся слюной, такой вкуснятиной он ему показался.
— Иван… где? — пробормотал он с набитым ртом.
— Батюшку провожать пошел. Сегодня колокол на звонницу подняли. Осветили, как полагается. Батюшку обедом угостили. — Она всплеснула руками. — Ой, ну я безмозглая!
Она наклонилась и достала из-под стола початую бутылку вина. Развернулась, не вставая со стула, взяла с буфета рюмку. Дунула в нее, поставила перед Корсаковым.
— Иван не стал, мы с батюшкой чуть-чуть пригубили. А тебе сейчас надо. Как лекарство. Ты ешь, ешь, я налью.
Мария вытащила пробку и стала лить в рюмку густой красный кагор. Пахнуло лечебными травами, сладкой горечью и чуть-чуть гречишным медом.
Рука Марии дрогнула, струйка вина соскользнула со стенки рюмки. На скатерти расплылось кровавого цвета пятно.
Корсаков зажмурился. Вилка выпала из пальцев.
— Что с тобой? — словно издалека долетел вскрик Марии.
— Ты зачем взяла карты, Мария? — мертвым голосом произнес Корсаков.
— Вот в чем дело…
Бутылка со стуком опустилась на стол. Теплые пальцы сжали запястье Корсакова.
— Игорь, очнись! Игорь, слышишь меня? Очнись!!
Он с трудом открыл глаза.
Читать дальше