Андрей Имранов: Повелитель бурь

Разумеется, ребята не собирались ходить под парусом. Хуже - они собирались под ним летать! Были они из свердловского дельтаклуба «Ламинар», ездили сюда летать каждые выходные, а парусом у них называлось крыло дельтаплана и оно действительно напоминало парус. Правда, сами полеты меня немного разочаровали - этим гордым словом у них назывались десятисекундные прыжки с вершины холма до подножья, после чего дельтаплан приходилось минут десять тащить обратно на вершину. Я попробовал приподнять эту ненадежную на вид конструкцию - тяжеловато. Просто поднимать-то тяжело, а уж на гору с ней взбираться - тем более. Так оно и оказалось. Кроме того, перед тем как начать совершать эти подскоки, с дельтапланом полагалось научиться стоять, держать какой-то «угол», бегать, держа его на плечах, где он держаться совершенно не хотел. Короче, большого энтузиазма этот вид спорта у меня не вызвал и я, пожалуй, так бы и ушел себе, не пожалуйся мне ребята про то, насколько они зависят от ветра, как редко бывает хорошая погода и как долго можно летать при действительно хорошем ветре. К сожалению, сказали мне об этом только вечером в электричке, и я договорился о следующей встрече.

На погоду дельтапланеристы, как оказалось, готовы были молиться. Я на второй-третий выезд чуть было не признался в своих чудесных возможностях, и правильно сделал, что не признался: они бы наверняка меня похитили, держали бы на цепи возле своей горы и кормили бы в обмен на хороший ветер. Они уже на четвертый выезд заметили, что всегда, когда в группе есть я, дует хороший ветер, и на полном серьезе стали зазывать меня всякий раз, со словами: «поехали, а то ветра не будет». Я насторожился и поумерил свой пыл: разочарованию пилотов не было границ. И неудивительно: пожалуй, никакой вид спорта так не зависит от погоды, как дельтапланерный. Похоже, я нашел-таки свое предназначение, но это меня почему-то не радовало. Четыре года я, периодически пропуская пару-тройку месяцев, пытался заставить себя полюбить небо и эту тяжелую и неудобную конструкцию, именуемую дельтапланом. Как там Леонтьев пел в своей небезызвестной песне? «Как приятно и легко моим плечам»... Встречу - побью.

Летать я, разумеется, так толком и не выучился и неизвестно, чем бы это все закончилось, не появись однажды на горе человек с чудовищных размеров рюкзаком за плечами. Из рюкзака споро была извлечена груда ткани и веревок, в развернутом виде чем-то похожая на парашют. Но как выяснилось, эта штука могла летать ничем не хуже дельтаплана и даже как бы не лучше. Я заикнулся об этом своим товарищам и был повергнут нещадному поруганию: выяснилось, что штука эта, именуемая парапланом, полный отстой и фуфло и недостойно даже называться летательным аппаратом. А настоящий пилот не должен даже глядеть в сторону «этих матрасов», дабы непоправимо не уронить себя в глазах общественности. Параплану, однако, все эти доводы ничуть не мешали спокойно парить над склоном, в то время как мы на дельтаплане все так же прыгали сверху вниз и таскали аппарат. Улучив момент, я подошел к незнакомому пилоту-парапланеристу и завел разговор. Выяснилось, что параплан стоит дешевле, лучше подходит для российской погоды, да еще и намного проще в управлении. Короче, через месяц у меня уже был свой первый, пусть и подержанный, параплан. Через два месяца я уже уверенно летал на нем в динамике, а через три - начал делать маршруты, километров по 10-30. Можно было и больше, но я опасался привлечь к себе нездоровое внимание. И так уже мой стремительный прогресс в покорении пятого океана не остался незамеченным в нашем узком кругу.

Незаметно для себя я втянулся в парапланерные соревнования. Все-таки я был тщеславен с рождения. Жаль только, что парапланеризм в мире популярен совсем не так, как футбол, или, хотя бы, гонки Формулы-1. А еще мой совести не давало покоя то обстоятельство, что без своей сверхъестественной способности я - нуль полный. Не счесть, сколько раз я отпускал воздушные струны, находясь в потоке в полутора тысячах над землей, тут же терял поток, снижался метров до двухсот, безуспешно пытаясь самостоятельно набрать, и, плюнув на все, создавал «свой» поток и метров со ста выкручивал обратно. «Ничего», - утешал я себя, - «буду потихоньку тренироваться, глядишь, и научусь сам летать лучше всех». Но веры в это не было. Как ни странно, но мои особые способности только мешали мне научиться летать хорошо: я просто всегда знал, что в любой момент могу сам сделать с воздухом все, что захочу, и поэтому не воспринимал эти полеты всерьез.