Сергей Куприянов - Галоп

– И что вы от меня хотите?

– У меня нет причин не верить тренеру. Тем более, что имеется свидетель. Но и объекта я не видел. А эта штука в каком-то смысле может оказаться пострашнее динамита. Вы меня понимаете?

– В каком? Я имею в виду, что страшнее динамита.

– Я должен знать, кому принадлежал тот шлем.

– Вы считаете, Макс это знает? – удивился Винер.

Наверное, только в школе он видел такой уничижительный взгляд, адресованный ему лично. Его автором-исполнителем была учительница физики, неожиданно для себя выяснившая, что один из лучших учеников класса в ее предмете, мягко говоря, не очень.

– Я рассчитываю на ваш профессионализм и, – полковник сделал паузу, призванную придать вес его словам, – этику.

Винеру ничего не оставалось делать, как сказать «я попробую».

Рэм всеми силами изображал раскаяние и печаль. Когда Чемпион отказался замять дело, хотя, казалось бы, отчего бы и не помолчать, он сначала разозлился и даже испугался, разом вспомнив, на каком крепком кукане он сидит у Тауберга. Тому даже пальцем шевелить не стоит, чтобы надолго упечь его в кутузку; грехи Рэма это позволяли. Но потом, раскинув мозгой, успокоился. Не все так плохо, если подойти к проблеме с умом. А уж ему-то ума не занимать, только вот не везет ему что-то в последнее время. Хотя это тоже как посмотреть. Ведь при другом раскладе он мог бы очутиться не здесь, а в гораздо более тесном пространстве с куда меньшей свободой, нежели теперь. В общем, везение и невезение вещи относительные, смотря с какой точки зрения смотреть.

Несмотря на свой относительно молодой возраст – ему исполнилось двадцать шесть – он успел помотаться по свету и кой-чего повидать и понять. Сам Рэм считал, что хорошо разбирается в людях. Чемпиона, например, он раскусил с первого взгляда. Это он на Земле пусть считается хоть крутым, хоть выпуклым, а здесь он никто, салага, которого можно и должно раскрутить. Правда, пока он еще не весь гонор растерял, сделать это сложновато, только Рэм умеет ждать. Он понял и то, что тот не полезет с кулаками, когда его находка улетит за борт вертолета – не тот характер. Зажует соплями и ими же умоется, чистоплюй столичный. Рэму казалось, что на скандал тот не пойдет, тем более что он все разыграл как по нотам. Ан нет, заупрямился спортсмен. Не обломали его еще.

Но Рэм мучался недолго. К майору Таубергу у него тоже имелся свой ключик. Тот просто помешан на том, чтобы ему докладывали обо всем и обо всех на базе, чуть не ежедневных докладов требует, вот Рэм и стучит ему потихонечку, а майор, естественно, прикрывает в случ-чего. Фасон, само собой, держит, но без надежного, проверенного стукача ему как без рук, тем более что Рэм уже решил, как представить ситуацию. Он, по сути, не виноват. Это пилот вираж заложил, так что сам он едва не вывалился. А штуку эту в руки взял, потому что помочь хотел, а Чемпион дверь сам не закрыл, и вообще он бухает по-черному, стоит к нему присмотреться, чем, кстати, он, Рэм, и занимается.

Тауберг его, ясное дело, обматерил, но при этом, как бы поддерживая баланс справедливости, отметил, что Рэм к нему прибежал с докладом сразу же после приземления, что позволило не упустить инициативу. О какой инициативе он плел, Рэма не интересовало. Главное, что нагоняй оказался даже меньше, чем он предполагал. Так что Чемпион может утереться. Не любил он богатых и успешных, которым все это, как он полагал, досталось незаслуженно. Все они жулики, только на людях пытаются выглядеть чистенькими и благородными. Что ж, если и ему улыбнется удача, а она обязательно улыбнется, рано или поздно, он тоже будет как они, станет есть бленманже с трюфелями и трахать самых красивых телок, которых даже и покупать не придется, потому что они сами на запах денег летят, как мошкара на свет в ночи, хотя от такого влечения ей только убыток. А все почему? Потому что мозгов нет и у тех, и у других.

Однако, закончив с одним делом, он решил провернуть и другое.

Выждав, когда Чемпиона закончит терзать Кинг, и тот вернется в свой бокс – по разумению Рэма в очень раздраенных чувствах, – направился к нему, имея в голове не только готовый сценарий своего выступления, но и вариант отхода. Жизнь научила его не только ловчить, но и продумывать свои действия наперед, с подстраховкой.

В бокс он вошел, не постучав. Даже не вошел, а скользнул, так, словно он не то уходил от погону, не то скрывался, как какой-нибудь романтический подпольщик. Впрочем, скрываться ему тоже приходилось, только никакой романтики в том почему-то не было ни капли.