Сергей Куприянов - Галоп

Винер понял, что дал маху. Конечно же, обсуждать с полковником подобное было верхом глупости и легкомыслия. Винер, конечно же, знал о существующих табу, которые он не то чтобы забыл, но как-то проигнорировал в, так сказать, творческом запале. И про аппаратуру если не знал, то догадывался о ее существовании. Точнее, не исключал этого. Но, предлагая, он исходил из реально существующего положения вещей, а не каких-то там деклараций. Пожив здесь, он очень отчетливо даже не понял, а ощутил, что благими пожеланиями и реальностью существует ряд различий, если не сказать пропасть. То, что ему приходилось делать, да и не только ему, а всему персоналу базу, пусть он, персонал этот, и не всегда понимал это, а точнее, вообще не понимал и не должен был, тоже являлось нарушением всех и всяческих приказов, соглашений, конвенций и договоров, подписанных на самом-самом верхнем уровне. Именно поэтому его или другого специалиста не завербовали обычным путем, а взяли на компромате, причем подстроенном – в этом Винер был уверен даже больше, чем в дате собственного рождения. Потому же весь контингент, присутствующий на базе, был соответствующим. Взять хоть придурка, приписанного к конюшне. Где это видано, чтобы клинического идиота зачисляли в личный состав военной, по сути, внеземной базы?! Причем не латентного, а явного настолько, что оторопь берет. Да и многие другие тоже. У многих чувствовался отчетливый криминальный душок. Еще в прошлом году Винер под видом стандартной процедуры психологического тестирования ввернул собственный вопросник. Людей с садистскими наклонностями на базе было более тридцати пяти процентов! И это о чем-то должно говорить, ведь кадровики, формирующие контингент там, на Земле, пользуются примерно такими же, а то и еще более изощренными методиками.

Словом, исследовательская, на первый взгляд, база на самом деле была бомбой замедленного действия. А он сам, наверное, ее запалом. Или детонатором – черт их разберет с их воинственной терминологией.

– Пока нет, – качнул головой Винер, отвечая на вопрос. – Но я буду думать.

– Хорошо. – Полковник, отведя взгляд, посмотрел куда-то в угол, но всего на мгновенье, после чего его зрачки снова уперлись в ученого. – У меня к вам есть поручение. Даже, если хотите, просьба. Только – строго между нами.

Винер кивнул, молча соглашаясь на выдвинутое условие. Он был уже слегка заинтригован.

– Речь о новом тренере. Сегодня он нашел одну штуку. Очень, я скажу, неожиданную. Если он ничего не напутал, то речь идет о гермошлеме.

Винер, как и все на базе, знали, что сегодня Чемпион потерял массипо, что само по себе стало событием, если не сказать скандалом, и его эвакуировали на вертолете, что тоже было не в традиции. И еще рассказывали о схватке с диким зверем, из которой Макс вышел победителем, подробности чего Винер намеревался прямо сегодня же выяснить у самого главного действующего лица, заодно проведав его алкоголесодержащий погребец, соединив приятное с интересным. Другими словами, у него имелись весьма красивые планы на сегодняшний вечер.

– Не понял, – сказал он. – Какой гермошлем?

– Вот такой.

И полковник показал какой, разведя ладони на добрых полметра. Винер, глядя на расставленные ладони, невольно вспомнил классических рыбаков, которым для обозначения размеров своего улова частенько не хватает длины рук.

– В каком смысле? – несколько глуповато уточнил Винер, пытаясь понять, эта шутка такая или что?

– Мне бы самому хотелось знать в каком, – буркнул Ларусс недовольно.

Объяснения, предложенные Винеру, который все еще опасался подвоха и потому слушал не то чтобы уж совсем с недоверием, но с понятным скепсисом, что-то вроде фиги в кармане, готовой появиться на свет божий в подходящий момент, в итоге были им приняты. Да и как не принять, когда присутствуют детали, настолько идиотские, что специально их придумать невозможно в принципе, тем более полковнику, фантазия которого оставляла желать лучшего. В том смысле, что его творческий потенциал Кальвин Винер ценил не слишком высоко. А если уж совсем по правде, то отрицал напрочь. Что, конечно же, не относилось к его военно-административным способностям, нередко проявляющихся в уровне изощренности наказаний. В этом вопросе Винер у него откровенно учился. Следует лишь уточнить, что мотать таким образом на ус он начал много позже того, как очутился на базе. То есть тогда, когда у него прошли шок от встречи с незнакомой обстановкой и условиями практически казарменного существования и страх. Перед начальством, перед неизвестностью, перед обстоятельствами, перед сбродом, называемым личным составом, перед всем. Хотя, конечно же, страх прошел не совсем, не до конца, не отпустил его на беззаботную волю, однако ж и не жал так жестко, как вначале. Когда он стал способен понимать и воспринимать принципы руководства, используемые Кингом, он стал к ним присматриваться.