Евгений Прошкин - Загон

– Ох ты, черт!.. – выдохнул Белкин.

Он утер лицо и, отбросив одеяло, сел на кровати. На часах было почти пять. Почти утро. Праздник начинался паршиво.

– Не бойтесь, – сказал Илья. – Здесь такие же люди, как и мы. ИС у них повыше, ну и что? Это на лице не написано. Но если будете вот так смотреть…

– А как мы смотрим? – спросил Вадик.

– Как звери в клетке. Лоб не морщить, брови раздвинуть! И ничего не стесняйся. Сделал что-нибудь не правильно – не вздумай краснеть. Сделай еще раз, пусть все увидят, что это не промах, а индивидуальность. Убогим людям это нравится.

– Кто убогие-то?

– Они, Вадик, они. Будешь думать иначе – лучше сюда не соваться. В городе средний балл – пятьсот, а у тебя пятьсот десять, понял? Внуши это себе как следует.

Муниципальный автобус заехал на стоянку возле большого объездного кольца и пшикнул дверьми. Водитель в зеркало наблюдал, как трое черов отлепились от окна и вышли на улицу. Салон опустел. До конечной доезжали лишь те, кто хотел попасть в город, – таких бывало не больше двух-трех за день, и они всегда вызывали интерес.

Водитель проследил, как черы поднимаются к трубе надземного перехода, и вывернул руль. Затем с привычной завистью посмотрел на разноцветные крыши по ту сторону от кольцевой и направился обратно в блок. Ничего, кроме крыш, из кабины он не видел, но ему хватало м этого.

За дорогой находилась еще одна стоянка, тоже для общественного транспорта, но совсем другая. Половину тротуара занимал прозрачный голубой козырек. Под навесом оказалось несколько кресел – гораздо удобней тех, что выдавались в гуманитарной лавке под видом домашней мебели. Тут же, возле козырька, выстроилась шеренга торговых автоматов, оформленных так, что от одного взгляда на них рот наполнялся слюной.

– Дорого, – сказал Илья. – На остановке ничего покупать не будем.

Андрей приблизился к автомату с большим бутербродом за прозрачной стенкой и медленно провел рукой по этикеткам.

– «Колбаса, сыр, салат, горчица, майонез», – прочитал он. – «И хрустящая булочка»… Сыр такой же мерзкий, как у нас?

– Кто его купит, мерзкий?

– И сколько это стоит?

– Меньше вопросов. Там все написано.

Рядом с прорезью для карты Андрей нашел ценник;

«– 10 к/п».

– Десять кредит-пунктов… Славно. Мне за эту «хрустящую» три смены работать, даже больше. Ровно двадцать часов корячиться. Славненько.

Автобус подошел минуты через две, и он так же отличался от автобусов в Бибиреве-6, как и остановка. В том числе – тем, что в нем надо было платить.

Андрей трижды сунул кредитку в щель у двери и трижды увидел сообщение: «– 7 к/п». С карты списали двадцать один креп – как за два бутерброда.

«Два бутерброда и еще ма-аленький кусочек, – уточнил Андрей. – Сорок два часа работы, ровно семь смен у бака. Охо-хо…»

Автобус был маленьким, но не таким, как стандартная квартира в блоке или что-нибудь подобное, – он был маленьким как-то по-уютному. В салоне находилось шесть фантастически удобных сидений, хотя Андрей предпочел бы ехать стоя – и бесплатно.

Машина тронулась мягко, будто кошка. Андрей не успел моргнуть, как они уже вылетели на шоссе, вспорхнули на эстакаду и, пронесясь над встречным уровнем, затормозили у следующей остановки.

В салон, пригнувшись, влезли двое мужчин, и с ними мальчик лет семи. На всех троих были короткие рубашки и широченные штаны, косо обрезанные у колен.

– Чего это они? – прошептал Андрей.

– А чего? – спросил Илья.

– Ребенок – ладно, куражится, а мужики-то? Как из мультфильма.

– Это мы с тобой из мультфильма. Мода меняется, люди другую одежду выбирают. А мы не выбираем, мы берем то, что в лавке дают.

– Я бы этот срам все равно не выбрал.

– Тебе и не предлагает никто.

– И предложат – не возьму, – настойчиво повторил Андрей.

– Не предложат. Так что успокойся.

Свободных мест не осталось, поэтому еще два козырька с торговыми автоматами автобус проскочил без остановок. Мальчик сидел тихо – слишком тихо для своего возраста. Определенно, он был либо болен, либо умен; если умен, то, опять же, слишком.

Впереди начинался неестественно ухоженный парк. Машина юркнула в стеклянный тоннель и помчалась по зеленой трубе.

Тоннель и деревья оборвались одновременно и так неожиданно, что Андрей вздрогнул. За окнами вспыхнули яркие пятна домов, машин, каких-то плакатов на земле и в воздухе, точки синих и красных огней, и еще что-то далекое, неразличимое – все это засияло, завертелось, слилось в ослепительную панораму и захватило дух.