Виктор Сапарин - Поющие пески

Он вытащил из песка глубоко завязшую лопату. Смотав веревку, подвесил к поясу.

— Пошли!

Они шагали торопливо, обгоняя один другого.

Павлик старался не думать о том, что могло случиться с девушкой, одной, застигнутой песчаной бурей на открытом месте. Вот миновали куст с растопыренными ветвями, «бархан–каравай», взобрались на седловину двурогого холма… Впереди лежали пески, такие же, как и те, которые они уже прошли. Никаких следов человека!

Лоб Прохора Ивановича покрылся крупными каплями.

Павлик, еще не понявший, что может означать один из свежих песчаных холмиков, разбросанных вокруг, оглядывал горизонт.

— Пройдем еще, — сказал дядя Прохор сдавленным голосом. — Может, в расстоянии ошибка.

Но тут Павлик схватил его за рукав:

— Посмотри, что это такое.

В стороне, на склоне дальнего холма, обращенном к ним, виднелся какой–то странный рисунок.

На песке словно были прострочены борозды. Общим своим рисунком они напоминали огромную перевернутую букву «М». Приглядевшись, можно было различить: борозды неровные, идут «елочкой».

— Следы! — воскликнул Павлик.

Взойдя на «татуированный» холм, как назвал его студент, они действительно обнаружили по ту его сторону цепочки следов, протянувшиеся от обоих концов буквы «М». Тот, кто их оставил, ушел. Цепочка «уходящих», судя по форме, следов пропадала в нагромождении песчаных бугров.

Но откуда же взялся этот человек? Следы, как это ни казалось странным, зарождались неподалеку от места, где они cтояли. Всего шагах в трехстах от них виднелась истоптанная площадка. Отсюда, как ручеек из лужи, и вытекала цепочка следов, — она тянулась к холму, на котором они стояли, и, описав букву «М», уходила затем в пустыню.

— Галя, — сказал вдруг Прохор Иванович так громко, что Павлик обернулся, думая, что он заметил девушку. Но дядя Прохор смотрел на землю.

— Она, — повторил он, разглядывая следы. — Погляди, — сказал он обрадованно, — погляди как следует!

Павлик посмотрел на следы: расплывчатые, почти не сохранившие формы ноги, они имели в то же время что–то свое, индивидуальное, что довольно ясно отличало их от следов, которые оставляли Прохор Иванович и Павлик. Почувствовалось юноше и что–то знакомое. Ну конечно: левый отпечаток помельче, правый — поглубже, — девушка ведь прихрамывала! Она прихрамывала еще вчера, причем объясняла это тем, что будто бы натерла ногу сапогом.

Но каким образом Галя очутилась здесь? Не по воздуху же прилетела?

— Очень просто, — сообразил, наконец, Прохор Иванович. — Она здесь пережидала бурю. Старые–то следы замело ветром, а новые, после бури, остались.

— Выходит, — заметил студент, когда они снова тронулись в путь, — твоя веревочная триангуляция не больно точная. Галя оказалась совсем в стороне.

— Тут что–то не то, — возразил Прохор Иванович. — Не мог я так сильно ошибиться.

Они быстро, как только могли, шли по следам.

Оба давно уже страдали от жажды. Но не говорили о воде, не желая смущать друг друга.

— Как–то она там? — вырвалось, наконец, у Прохора Ивановича. Он представил себе хрупкую девушку в этом пекле, где и ему–то, бывалому человеку и мужчине, было тяжко. Павлик сосредоточенно сопел, спотыкаясь все чаще.

«Найти Галю, а потом снова искать воду — тут же, не откладывая ни минуты», — думал Прохор Иванович.

Следы на песке становились все неровнее. Иногда они шли зигзагами, будто человек, оставивший их, шатался. В одном месте цепочка огибала бугор, — видимо, препятствие показалось девушке трудным. Прохор Иванович предложил подняться на этот бугор, чтобы осмотреть местность. Он чувствовал, что развязка должна быть близкой.

Тяжело дыша, взобрались они на гребень я, стоя рядом, пристально смотрели вперед — на петляющие в песках следы.

Следы обрывались поодаль, у истоптанной площадки, похожей на ту, с какой они начинались. Человека не было. Только какая–то серая кочка виднелась с краю исхоженного места.

— Что же это такое? — побледнев, вымолвил дядя Прохор.

Вдруг кочка поднялась и замахала им руками.

В сером пыльнике Прохора Ивановича, спадавшем ей до щиколоток, Галя стояла, наклонившись, и что–то кричала.

Галя вовсе не выглядела такой утомленной и замученной, как представляли ее себе Прохор Иванович и Павлик. Тени от усталости лежали под глазами девушки, но лицо ее было оживленное и счастливое.