Ларри Нивен - Осколок Империи

— Спасибо, — сказал он окрепшим голосом. — Знаете, вам не нужно было стрелять в меня.

— Вам есть что рассказать нам, мистер Парлет?

— Вы Гарри Кейн. Да, мне есть что рассказать вам. А потом мне хотелось бы договориться с вами.

— Я готов договориться, но о чем?

— Вы поймете, когда я закончу. Можно я начну с груза последнего робота? Это будет кое-что из области техники.

— Лидия, позови Джея.

Лидия Хэнкок бесшумно исчезла.

— Я хочу, чтобы он услышал то, что касается техники. Джей — наш гений.

— Джейхок Худ? Он тоже здесь?

— Я вижу, вы много знаете о нас.

— Да, это так. Я изучаю Детей Земли дольше, чем вы живете на этом свете. У Джейхока Худа аналитический ум. Я не возражаю, давайте подождем его.

— Вы изучаете нас, не так ли? Зачем?

— Я постараюсь объяснить это вам, Кейн. На это потребуется время. Ситуация на Удивительной Горе никогда не казалась вам неестественной, хрупкой?

— Хм. Если бы вы пытались изменить ее столь долго, как я, вы бы не думали так…

— Серьезно, Кейн. Наше общество полностью зависит от своей технологии. Измените технологию, и вы измените общество. Более того, вы измените этику.

— Это нелепо. Этика есть этика.

Рука старика конвульсивно сжалась.

— Дайте мне сказать, Кейн.

Гарри Кейн замолчал.

— Возьмите хлопкоочистительную машину, — сказал Миллард Парлет. — Это изобретение сделало экономически целесообразным выращивание хлопка на юге Соединенных Штатов, но не на севере. Оно дало большое количество рабов одной части этой нации, в то время как в другой части общества рабство как раз исчезло. В результате возникла расовая проблема, которая была актуальной в течение длительного времени. Или возьмите феодальные доспехи. Этика рыцарства базировалась на том факте, что вооружение было полной гарантией от поражения. Длинная тяжелая стрела, а позже порох положили конец рыцарству и сделали неизбежной новую этику… Возьмите теперь войну как орудие дипломатии. — Миллард Парлет остановился, чтобы набрать воздуха. Через секунду он продолжал: — Война имела именно это назначение. Затем появились отравляющий газ, осколочные бомбы, термоядерные бомбы и возможность создания расщепляющейся термоядерно-радиокобальтовой бомбы. Каждое изобретение делало войну все менее пригодной для навязывания с ее помощью чьей-либо воли, все более неуправляемо-разрушительной, до тех пор пока национализм сам не стал слишком опасным, чтобы его терпеть, а Объединенные Нации на Земле стали более могущественной организацией, чем какое-либо другое объединение людей… Возьмите заселение Пояса. Чисто технологический прогресс, — это привело к созданию самого процветающего общества, которому потребовалась абсолютно новая этика, в соответствии с которой глупость автоматически сама себя истребляет. — Старик снова остановился, обессиленный.

— Я не историк, — сказал Гарри. — Но мораль есть мораль. Что неэтично здесь и теперь, неэтично везде и всегда.

— Кейн, вы не правы. Этично ли казнить человека за воровство?

— Конечно.

— А знаете ли вы, что когда-то была тщательно разработанная наука о реабилитации преступников? Она была, естественно, отраслью технологии, но это, несомненно, самая крупная ее отрасль. К середине двадцать первого века почти две трети всех преступников могли быть со временем освобождены как исправившиеся.

— Это глупо. Зачем нужно было делать это, когда банки органов, должно быть, нуждались в пополнении… А, ясно. Тогда еще не было никаких банков органов.

Старик улыбался, показывая отличные новые зубы. Сверкающие зубы и проницательные серые глаза — настоящий Миллард Парлет на минуту возник на фоне потрескавшейся, сморщенной, похожей на сдувшийся воздушный шарик маски его лица.

Но эти зубы не могли быть его зубами, подумал Гарри. Это уж точно.

— Продолжайте, — сказал он.

— Однажды, довольно давно, я понял, что этическая ситуация на Удивительной Горе очень хрупкая. Она должна измениться когда-то. И, вероятно, это будет скоро, поскольку Земля постоянно присылает нам свои открытия. Я решил быть наготове.

На лестнице послышались шаги. Лидия и Худ ворвались в комнату.

Гарри Кейн представил Худа Милларду Парлету, как будто они уже были союзниками. Худ понял его намек и пожал руку, внутренне содрогнувшись, потому что рука Парлета на ощупь все еще казалась неживой.

— Подержите эту руку, — сказал Миллард Парлет. — Изучите ее.

— Мы уже сделали это.