Андрей Мартьянов - Возрождение надежды

Сказочно красивым показался Драйбену ныне Сеггед-ский тракт. Вызолоченные осенью березовые рощи и желто-красные осины смотрелись на фоне темно-зеленых елей удивительно празднично, а гроздья сочной, спелой рябины сияли ярче рубинов, когда их касались лучи выглянувшего наконец из-за туч солнца. Промокшие и продрогшие за предыдущие дни и ночи хмурые всадники заулыбались, выпрямились в седлах, послышались шутки Кэриса и смех тальбиек, увязавшихся, помимо его воли, с полуторатысячным отрядом высокородных и четырьмя сотнями ведомых Тииром тальбов. От головы колонны послышались зычные вопли Алаша Ругского. Асверия, откинув капюшон, одарила Драйбена ласковой, теплой улыбкой, не свойственной ей прежде, и при виде ее владетелю Рудны захотелось то ли запеть, то ли заорать что-нибудь во все горло. Не важно что, просто так, как в детстве, от избытка чувств. Оттого что в очередной раз прозрел и произошло это, к счастью, не слишком поздно.

Во время странствий Драйбену приходилось порой встречать людей, жаловавшихся на то, что все им прискучило, все надоело и не ждут они от жизни ничего нового. Беседуя с ними, ему неизменно хотелось спросить, а ждут ли они чего-то нового от себя? Ведь каждый видит мир по-своему, по-разному, и, значит, если человеку удастся изменить в себе что-либо, то и мир неузнаваемо преобразится. Откроются его неведомые дотоле грани и качества, о коих до того этот самый человек мог разве что догадываться. Или даже догадываться не мог. А происходит это оттого, что смотреть и видеть — совсем не одно и то же, в чем Драйбен многократно убеждался на собственном опыте. Вот хоть, к примеру: и Кэ-рис, и Рей быстро догадались, что Асвер — девица, а не юноша, в то время как ему это в голову не пришло. Точно так же как все вокруг знали, похоже, что они с Асверией по уши друг в друга влюблены, он, дурень, еще и выкобенивался, когда она пожелала взять его в мужья. Ну это ли не слепота? Но зато как здорово прозреть!..

— Ты чего разулыбался сам себе, словно каверзу какую-то задумал? — в прежней своей задиристой манере вопросила Асверия, заставляя коня идти бок о бок с Молодцом.

— Прямо уж каверзу! Радуюсь жизни. Солнышко выглянуло, старые косточки согрело, мне и хорошо, — промолвил Драйбен, от души забавляясь подозрительностью Асверии. — Нам, старикам, много ли от жизни надо?

— Кому это «нам», прэт? Мне, ежели помнишь, еще девятнадцати нет. А что до тебя, так не ты ли мне третью ночь выспаться не даешь? И при этом еще имеешь наглость лопотать что-то про старость — не радость, которой ничего-то в жизни не надобно.

— Надобно, надобно! — весело отозвался владетель Рудны, не желая сердить Асверию. — Во-первых, Цурсога пленить, во-вторых. Подгорного Властелина приструнить. В-третьих, Гурцата в Вечную Степь загнать. В-четвертых, Нардар из руин поднять. В-пятых…

— По-моему, ты не сказал самого главного, — нахмурилась конисса, настроение которой менялось с прямо-таки непостижимой быстротой. — Жениться на мне и завести пятерых детишек. Учти, если ты задумал обмануть доверчивую девушку и, вместо того чтобы вить гнездо, умчаться невесть куда, совершать всяческие подвиги…

— Нет, конечно же нет! — Драйбен в притворном ужасе всплеснул руками. Я не говорил об этом только потому, что это и так само собой разумеется! Со свадьбой и детьми мы шутя управимся между делами, клянусь тебе!

— Ой, не смейся! И не клянись, — поспешно остановила его девушка. Страшно мне что-то. Пока нечего было терять — ничего не боялась, а теперь…

Асверия не сказала, что боится потерять его, но Драйбен прекрасно ее понял. И вновь ему захотелось то ли запеть, то ли закричать от счастья, которое, очень может быть, продлится совсем недолго.

Понятно, почему Кэрис веселится и валяет дурака, у него в запасе не столетия даже — тысячелетия. Чтобы его прикончить, это ж надо так расстараться, что и толпе Простых смертных не по силам. Иное дело тальбы и люди — маленький кусочек дерева с крохотным металлическим наконечником запросто может их убить, положив конец самым грандиозным замыслам, самым радужным мечтам и надеждам. Причем тальбам приходится в некотором смысле еще и хуже, чем людям. Человек, погибнув в бою, теряет тридцать, ну сорок лет жизни. А тальб? Тысячу, две, три… Это ж вообразить невозможно! Потому-то, наверное, в свое время и ушли они в какой-то иной, безопасный мир, а оставшиеся затворились в Заповедной долине, где им ничто не угрожает. Выдумка, однако, оказалась так себе, коль скоро Тиир со своими весельчаками сбежали оттуда и готовы рискнуть своими драгоценными жизнями, сражаясь с Подгорным Властелином. Могли бы ведь в долине своей продолжать отсиживаться, уповая на то, что люди с ним справятся, так нет, невтерпеж им, размяться хочется, удаль свою показать.