Андрей Мартьянов - Возрождение надежды

Дангара всегда привлекала Рильгона тем, что в ней причудливым образом переплетались аррантские и саккаремские обычаи, о чем свидетельствовал облик как самого города, так и дворца, с беломраморных террас которого открывался чудесный вид на Дангарский пролив. Обращенная к городу восточная часть дворца была построена аррантскими зодчими. Изобиловавшее колоннадами здание ступенями спускалось в парк, засаженный кипарисами, лавровыми и розовыми кустами, украшенный бассейнами, беседками и статуями, как это принято было в Арре и Лаваланге. Западную же, обращенную к горам часть дворца, имевшую форму подковы с квадратным внутренним двором, строили мастера, привезенные из Мельсины, и напоминала она богато изукрашенную, но все же крепость, в которой можно было отсидеться как во время вражеского нашествия, так и во время междоусобиц, коими столь богата была история Саккарема.

Нечто подобное, как понял Рильгон, назревало и сейчас. Дабы получить необходимые сведения о Фейран и Энареке, ему приходилось несколько раз перевоплощаться, принимая различные личины, из коих наиболее впечатляющим был, конечно же, образ Даманхура. Призрак погибшего якобы в сражении с мергейтами шада, явившийся разузнать, что делается в его катастрофически уменьшившейся державе, производил на стражников и вырванных из объятий сна чиновников неизгладимое впечатление, и это не только приносило ощутимую пользу в настоящий момент, но и могло сослужить добрую службу в дальнейшем.

Рильгону за тысячу триста лет нередко приходилось сталкиваться с людьми, и Даманхур показался ему человеком весьма достойным. Он и раньше не отличался жестокостью и заслуженно прослыл разумным властителем, а перенесенные им невзгоды позволяли надеяться, что, возвратив себе трон, станет лучшим из шадов, правивших Саккаремом в течение трех последних столетий. Худо было лишь то, что возвращение его в Дангару кое-кому пришлось бы очень не по душе и грозило привести к очередной усобице. Намеревавшийся занять саккарем-ский престол Туринхур, обвинивший Ани-Бахра в трусости и измене, едва ли уступил бы своему отцу Золотой Трон без боя.

Открыто возражать против заточения Ани-Бахра в дворцовое узилище не осмелились даже его друзья и соратники, когда выяснилось, что Даманхур перед Аласорской битвой составил новое завещание, в котором назначил наследником своего второго сына — Туринхура. Завещание, заверенное нужным числом свидетелей и Большой печатью, доставил в Дангару Нараган, предательски уведший с поля боя засадный полк. Как уж ему удалось завладеть бесценным пергаментом, оставалось только гадать, да это, впрочем, было уже и неважно. Воины Нарагана, вместе с нарлаками Боржива, бывшего в сговоре с предателем, схватили ничего не подозревавшего Ани-Бахра, а за ним и тех немногих уцелевших после Аласорского сражения командиров, коим было известно, что новое завещание составлялось Даманхуром исключительно на тот случай, если и сам он, и Ани-Бахр падут на поле брани. Среди схваченных по распоряжению Туринхура оказались, как удалось выяснить Рильгону, и Энарек с Фейран.

В настоящее время ситуация в Дангаре выглядела следующим образом. Боржив со своим отрядом, получив вознаграждение за предательство, отправился на родину не столько, надобно думать, спасать ее от мергейтов, сколько в надежде дограбить то, до чего не дойдут руки у захватчиков. Туринхур готовился взойти на Золотой Трон, благополучно вывезенный из гибнущей Мельсины заботами Энарека. Судьба Ани-Бахра была все еще не решена, ибо чем больше проходило времени после Аласорского сражения, тем менее убедительным выглядело обвинение его в измене. Тысячи вернувшихся с поля боя воинов собственными глазами видели, как доблестно он сражался во главе левого крыла войска, и заткнуть им рты было не так-то просто. Получалось, что казнить Ани-Бахра было вроде бы не за что, а, напротив, следовало наградить за храбрость и хладнокровие, с коими он сражался со степняками и уберег большую часть своих конников от Черной Погибели. И тут кто-то из советников Туринхура вспомнил про Фейран.

Об обладавшей пророческим даром девице, предсказавшей, что в Раддаи на шада будет совершено покушение, болтали все кому ни лень, и мысль свалить все беды на нее показалась наместнику Дангары весьма заманчивой. В новой версии события, происшедшие в Альбакан-ской пустыне, получили объяснения, способные удовлетворить и Туринхура, и Нарагана, и всех тех, кто ломал себе головы над появлением во время битвы Черной Погибели. Фейран, оказывается, была могущественной колдуньей, служившей Гурцату и сдавшей ему Шехдад — свой родной, прекрасно укрепленный город, способный выдержать многодневную осаду. Она нарочно втерлась в доверие к шаду и совратила Ани-Бахра, не устоявшего перед чарами злодейки. Именно по ее наущению он уговорил Даманхура избрать для решающего сражения Аласор — место, считавшееся, как известно, проклятым испокон веку. Выбрала его Фейран не случайно, ибо в нужный момент рассчитывала призвать себе и Гурцату на подмогу обитающие там силы зла, что ей — увы и ax! — и удалось сделать. В час просветления Даманхуру открылись злодейские замыслы колдуньи. Он понял, что Ани-Бахр зачарован ею, составил известное всем завещание и велел Нарагану спасать людей, ежели ему с Энареком не удастся предотвратить задуманное Фейран злодеяние.