Колин Уилсон - Башня

Найл подвинулся, освобождая Одине место на ящике для запалов, и она села возле него. Непонятно, от кого из них изошел влекущий порыв. Секунду Найл близко смотрел Одине в глаза, затем, подчиняясь все тому же безотчетному порыву, обнял ее и припал губами к ее губам.

Руки женщины ласково легли ему на шею. Их тела сблизились…

Случилось это совершенно естественно, и оба почувствовали восторг и облегчение, что это наконец произошло. Сознавал Найл и то, что Одина ждала от него этого; она же видела, как он ласкался с той, темноволосой, в женском квартале.

Одина отстранилась первой, дисциплинированная служительница вновь одержала в ней верх.

– От кого ты скрываешься?

– Мне пришлось уйти из города.

– Но зачем? – На лице Одины читалось полное недоумение. Пауки казались ей строгими, но благодетельными хозяевами, служить которым приятно и почетно.

– Они убили моего отца.

– Я знаю. Это печально. Но он пытался напасть на одного из них.

– Понимаю. И все равно мне трудно простить.

– Тебе надо простить. Они хозяева. Мы не имеем права роптать на то, что они считают нужным.

Странно было общаться с ней таким образом.

Найл успевал считать рождающиеся у нее в уме слова еще до того, как она их произносила; получалось эдакое странноватое эхо. На секунду у Найла возник соблазн выложить Одине то, что он узнал от Каззака, но он сдержался.

Было бы жестоко по отношению к ней раскрывать всю правду. Ее ум был не готов к такому страшному откровению.

– Ты должен возвратиться со мной в город, – сказала она ласково. – Они поймут, почему ты сбежал, и простят. – Она прижала его лицо к себе, так что он не видел, а только чувствовал. – А потом, я позволю тебе стать моим мужем.

Найлу странно было слышать такое предложение.

С таким же успехом принцесса могла предлагать руку простолюдину.

– Разве может служительница брать себе в мужья беглого раба?

Нежно стиснув голову Найла ладонями, она посмотрела ему в глаза.

– Служительница может брать в мужья кого захочет, в этом ее привилегия.

Их губы слились в упоительном, долгом поцелуе.

Словно светлая, чистая аура живительной энергии облекла их.

В этот миг Найл понял, что Одина лишила его выбора.

В самом деле, он легко бы мог убедить ее уйти и сделать вид, что они никогда не встречались; из любви к нему она пошла бы на все, о чем бы он ни попросил. Но, поступив так, Найл превратил бы Одину в изменницу, обрекая ее на мучения. Поэтому и знал наперед, что этому не бывать; чувствовал, что теперь в ответе за эту женщину.

– Очень хорошо. Все будет по-твоему. На этот раз прикосновение было решительным, требующим, губы впились жадно. Они самозабвенно предались ласке, ощущая мягкое тепло друг друга.

Между делом Найл почувствовал у себя в волосах холодную щекотку и содрогнулся от отвращения: на шее хозяйничали ложноножки гриба.

– Что это? – срывающимся голосом спросил он. Одина рассмеялась.

– Всего-навсего гриб-головоног.

Она поднялась, достала с пояса кинжал и отсекла гриб.

Тот свалился на пол.

К удивлению Найла, Одина нагнулась, насадила его на острие кинжала и скинула в поясную сумку.

– Что ты собираешься с ним делать?

– Это славная еда. – Она ласково взъерошила Найлу волосы. – Когда ты станешь моим мужем, я его как-нибудь приготовлю.

Снаружи оркестр затрубил фанфары.

– А сейчас пойдем. – Она взяла Найла за руку.

– Это ничего, что нас увидят вместе?

– Почему бы и нет? – хохотнула она. – Пусть глядят, завидуют.

Когда они вдвоем выходили наружу, Найл чувствовал и радость и печаль. Радость от того, что Одина рядом; печаль от мысли, что скрыться так и не удалось.

В глубине шатра стоял Доггинз; завидев Найла, он остолбенел от ужасной догадки и проводил его оторопелым, беспомощным взором.

Найл избегал смотреть ему в глаза.

Зрительские места были уже полностью заняты.

Люди плотно сидели на скамьях, бомбардиры стояли между рядами на высоких платформах.

Одина подвела Найла к скамье, предназначенной, очевидно, для служительниц, села сама и уступила краешек Найлу. Другие служительницы поглядывали на Одину со сдержанным любопытством.

Интересно было замечать, что им и в голову не приходит, что сейчас произошло между ними двоими; очевидно, Одина держала это в секрете от остальных.

Как раз впереди разместилось все семейство Доггинзов; те во все глаза смотрели на шатер, ребятишки сосали большие разноцветные леденцы.

Крапчатый купол-пузырь изнутри казался голубым.