А Дейч - Гарри из Дюссельдорфа

Барабанщика поместили в полутемном чуланчике, но и тут он сумел устроить солдатский уют: повесил на стенах какие-то картинки, а свою походную постель покрыл трехцветным одеялом. В каморку к Ле Грану нередко украдкой забегал Гарри. Мать, очень недовольная постоем французского барабанщика, запрещала сыну общаться с ним. Но Гарри тянуло к солдату, овеянному славой походов и победоносных битв.

Посадив мальчика на колени, мосье Ле Гран рассказывал ему про французскую революцию. Он описывал сцену взятия Бастилии с такой живостью, как будто это произошло вчера, а не семнадцать лет назад. Тогда мосье Ле Гран еще не был барабанщиком; мальчиком он бегал по улицам Парижа и вместе с восставшим народом шел на приступ Бастилии. В глазах мосье Ле Грана сверкали слезы, когда он вспоминал день 14 июля 1789 года. Рассказывая, он бил в свой барабан и припоминал звуки, которые слышал в тот памятный день.

Мосье Ле Гран уверял, что при помощи барабана можно научиться французскому языку. Он барабанил революционные марши, объясняя такие слова, как "свобода", "равенство" и "братство"; когда хотел передать слово "глупость", барабанил назойливый немецкий Дессауский марш. Гарри даже обижался, когда он, произнося слово "Германия", выстукивал мелодию, под которую на ярмарках танцевали дрессированные собаки.

Шло время... Французский правительственный комиссар Беньо проводил в оккупированных землях демократические реформы. Все дворянские привилегии были отменены; католики, протестанты и евреи уравнены в правах. В Рейнской области, в которую входил и Дюссельдорф, стали развиваться торговля и промышленность.

На первых порах население было удовлетворено французским владычеством, уничтожившим феодализм и крепостное право.

Самсон Гейне, радуясь успехам сына, который хорошо переходил из класса в класс и пользовался любовью ректора лицея Шальмейера, стал задумываться о его дальнейшей судьбе. Не раз он заводил споры с женой, хотевшей видеть сына ученым. Но она не любила поэзии, к которой Гарри чувствовал склонность, и ни за что бы не согласилась, чтобы сын ею занимался. Самсон Гейне предпочитал для Гарри военную карьеру. Обычно не слишком многословный, он в таких случаях произносил длинные речи в защиту своего мнения.

- Надо понимать, - говорил он, - что наше времяэто время великих полководцев и славных завоеваний.

Неужели, Бетти, тебе не хотелось бы видеть нашего Гарри в мундире наполеоновского генерала?

И он ей тут же напоминал о судьбе одной ее подруги, которая вышла замуж за французского офицера, произведенного Наполеоном в герцоги.

Со временем, - продолжал Самсон Гейне, - этот герцог станет королем, а твоя подруга королевой, - И он заканчивал свою речь шуткой: - Разве ты не хочешь, чтобы и твой сын был королем? Гарри Первый. Звучит неплохо?

Сам Гарри был увлечен французами и Наполеоном.

Он до того полюбил мосье Ле Грана, что чистил медные пуговицы на его мундире и натирал мелом его белый жилет.

Как-то раз, сидя на мшистой скамейке дюссельдорфского Дворцового сада, Гарри погрузился в чтение. Он очень любил "Дон-Кихота" Сервантеса и много раз перечитывал эту книгу. Рыцарь Печального образа пленял Гарри своим благородством и душевной чистотой. Разве Дон-Кихот из Ламанчи был виноват в том, что мир так зол и жесток? Ведь рыцарь хотел защитить всех обиженных и обездоленных, но это ему не удавалось, и он каждый раз гюпадал в беду и испытывал разочарование.

Гарри часто плакал от огорчения, когда видел, что ДонКихот честно сражается с ветряными мельницами или принимает медный таз цирюльника за шлем грозного волшебника.

Гарри с увлечением читал бессмертную книгу Сервантеса, но вдруг его внимание привлек какой-то шум. Он поднял голову и увидел, как по широкой аллее Дворцового сада медленно двигалась кавалькада. Солнце, пробиваясь сквозь листву, играло на золоте военных мундиров. Впереди на маленькой белой лошадке ехал французский император. Он спокойно сидел в седле, одной рукой высоко подняв поводья, а другой нежно похлопывая свою лошадь по -красиво изогнутой шее. Гарри охватил восторг. Ему почудилось, что он во сне и это не Наполеон едет по саду в сопровождении своей свиты, а какойто античный бог, отправившийся на прогулку в священные рощи Греции.

Верховая езда в аллеях Дворцового сада строго запрещалась. За нарушение правила взимали штраф в пять талеров. Гарри припомнил это и улыбнулся. Конечно, ни один из полицейских не решился бы задержать императора я взыскать с него положенный штраф, ц он ехал спокойно и уверенно в своем зеленом мундире и исторической треугольной шляпе. Глаза Наполеона казались ясными как небо, на его губах играла улыбка. Но мальчик подумал, что стоит свистнуть этим губам, и от всех князей, попов и вельмож не останется следа во всем мире.