— Я найду эту магическую формулу, — говаривал Эрни Мэдисон Гонсалес. — Наше время уже разрешило столько проблем. Так вот: Нью-Йорк — для нью-йоркцев. Или вернее, мы, нью-йоркцы, созданы, чтобы жить в Нью-Йорке. А Нью-Йорк — это Манхэттен, и пусть Бронкс или Бруклин попробуют утверждать обратное. Никто не имеет права выгонять нас. Даже на Луну, хотя там наша колония — самая многочисленная, а команда бейсболистов «Астральные жеребцы» — прежние «Манхэттенские мулы» — по-прежнему одерживает победы во всех чемпионатах. Я думаю, что выражаю чувства всех. Нет никаких оснований подвергать нас дискриминации. Если конгресс США ничего не сделал для разрешения этой проблемы, так я, Эрни Мэдисон Гонсалес, сделаю.
Э. М. Г. начал обращаться за консультацией к всевозможным специалистам и авторитетам — это всегда можно сделать в Нью-Йорке, если у вас есть время.
— Профессор Бэгофф, каково ваше мнение о законе тяготения? Можно ли этому противодействовать?
— Закону гравитации? Конечно! Ежедневно мы нашими ракетами нарушаем этот закон. Что за вопрос, сын мой!
— Нет-нет. Я неточно выразился. Можно ли создать такую силу, которая бы постоянно действовала вразрез с законом тяготения в определенных соотношениях? Что-нибудь такое, что позволило бы создать равновесие…
— Ну… не знаю… Тут есть один африканский профессор, господин Менко Отаба. Он занимался этим вопросом. Предлагалось создать силу, которая действовала бы параллельно закону гравитации. Поезжайте к нему в Колумбийский университет. Я дам вам рекомендательное письмо…
И Эрни Мэдисон отправился туда. Он нашел профессора в лаборатории, куда его провел робот-секретарь, представительный экземпляр из голубоватого металла с блестящими зелеными глазами. Робот предложил было отнести Эрни на руках, но тот, не доверяя технике, предпочел идти пешком. Войдя в кабинет, он представился:
— Профессор Отаба, я — Эрни Мэдисон Гонсалес.
Нажимая указательным пальцем кнопку на стене, профессор наблюдал за резиновым мячом, неподвижно висевшим в воздухе. Имя Эрни Мэдисона Гонсалеса ни в коей степени не тронуло его. Юноша настаивал:
— Профессор, у меня к вам письмо от доктора Бэгоффа.
Услышав эти слова, профессор Отаба отпустил кнопку — мяч упал на пол, подскочил и шлепнулся на рабочий стол, сбив с места стакан, разлетевшийся вдребезги. Профессор протянул пальцы — белесые снизу и шоколадно-коричневые сверху. Письмо вздрогнуло в его руках. Он тут же взглянул на Эрни.
— Что вы хотите?
— Информацию об антитяготении… У меня грандиозный проект, профессор…
Отаба равнодушно пожал плечами.
— Вы это видели? — И он показал на то место, где ранее висел мяч. — Чудесная сила. Она позволяет поддерживать тело в воздухе с абсолютной стабильностью. Но все это очень дорого. Нужны большие деньги. Прежде всего дорого топливо для генераторов. Его производят в лаборатории. Особый газ.
— Но этот газ годится, да?
— А как вы думали, мальчик? Разумеется. Ну-с, а кстати, — в его голосе слышалось очевидное желание оскорбить юношу, — что там у вас за грандиозный проект?
— Нью-Йорк, профессор, Нью-Йорк…
— То есть?
— Повторить Нью-Йорк.
— Что-то вас не понимаю. Хоть я и африканец, но английский хорошо знаю. Вот уже двадцать лет живу в Соединенных Штатах. Что это значит? Объяснитесь.
— Простите меня. Я возбужден. Нервничаю. Встревожен. Взволнован. Мой проект должен решить жилищную проблему Нью-Йорка. Проблему эмиграции нью-йоркцев. Я много думал об этом. Долгие годы. Я всегда страдал вдали от любимого города и видел, как другие тоже страдают. Я мог приезжать туда только на каникулы. Тогда я бегал по музеям, кино, театрам, салонам живописи, кварталам богемы, пропитываясь Нью-Йорком на целый год. Только так я и мог переносить его отсутствие. И в схожих условиях находятся тысячи, миллионы ньюйоркцев. Люди, обожающие это место, хотят всегда жить в нем. А город и его центр, Манхэттен, ограничены. Они не вмещают больше ни одного человека. Так вот я и подумал, а нельзя ли сделать город заново, вернее, воспроизвести его, дать ему новое измерение, создать другой, искусственный остров, уже не посреди реки, а посреди атмосферы, остров, который в точности повторял бы контуры первого, будто его второй этаж или тень, бросаемая на небо. Если бы мы сделали второй Манхэттен, все нью-йоркцы смогли бы жить в своем городе: городе из двух этажей. Понимаете?
Профессор Отаба взял мячик и стал философски бросать его об пол, совсем как это когда-то в древние времена делали американские дети.
Читать дальше