Джеймс Баллард: Хрустальный мир

От алтарных врат Сандерсу были видны постройки — школа для аборигенов и общежитие, о котором говорил Макс Клэр. Вероятно, здесь и ютилось то самое племя прокаженных, покинутое своим священником. Сандерс упомянул о своей встрече с прокаженными, но Бальтуса, похоже, не интересовала судьба его бывших прихожан. Даже присутствие Сандерса не могло, казалось, поколебать редуты его одиночества. Поглощенный собственными мыслями, священник часами не вставал из-за органа или бродил между церковными скамьями.

Но однажды утром Бальтус обнаружил на паперти у самых дверей слепого питона. Голову змеи короновали огромные самоцветы, в которые обратились ее глаза. Бальтус встал на колени и, приподняв змею, обмотал ее длинное тело вокруг своих рук. Через боковой придел он пронес питона к алтарю и поднял поближе к распятию. На губах у него играла кривая ухмылка, когда змея, стоило ей вновь обрести зрение, лавируя между скамьями, уползла прочь.

На третий день утренний свет рано пробудил Сандерса, и тот, едва открыв глаза, увидел Бальтуса, вершащего в одиночку святое таинство евхаристии. Не шевелясь на своей приткнувшейся к алтарному ограждению скамье, Сандерс уставился на него, но священнослужитель тут же прервал таинство и удалился, снимая на ходу свое облачение.

За завтраком он сознался:

— Вы, должно быть, не поняли, что я делал, но мне просто-напросто показалось, что пришла пора удостовериться в действенности этого таинства.

Он показал на льющийся из оконных витражей свет, окрашенный всеми цветами радуги. Изначальные библейские сюжеты преобразились в картины, исполненные обескураживающей абстрактной красоты, на которых разъятые на части лица Иосифа и Иисуса, Марии и апостолов парили в прозрачном ультрамарине многократно преломленного неба.

— Это может показаться ересью, но здесь тело Христово повсюду вокруг нас… — он коснулся хрупкой корки кристаллов на руке Сандерса, — в каждой призме и радуге, в каждой из десяти тысяч граней солнца. — Он поднял свои тонкие руки, сверкающие на свету как драгоценности. — И я, знаете ли, боюсь, что Церковь, как и ее символ, — он указал на крест, — чего доброго, пережила самое себя.

Сандерс замялся в поисках ответа:

— Простите… Возможно, если вы отсюда уедете…

— Нет! — упорствовал раздраженный недомыслием Сандерса Бальтус. — Как вы не понимаете? Раньше я был самым настоящим отступником — я знал, что Бог существует, но не мог в него уверовать. — Он горько усмехнулся. — Теперешние события застали меня врасплох. Для священника не может быть более тяжелого кризиса — отрицать Бога, когда его существование видно в каждом листке и цветке!

Он поманил Сандерса за собой и через неф прошел на паперть. Там он показал вверх, на сводчатую решетку хрустальных балок, которые вздымались над кромкой леса, словно контрфорсы огромного купола из стекла и бриллиантов. То тут, то там в него были вмурованы почти неподвижные силуэты распростерших крылья птиц: золотые иволги и алые ары щедро изливали сверкающие озера света. Сквозь лес проплывали разноцветные волны, и отражения оплывающего оперения украшали их расходящимися во все стороны узорами. В воздухе повисли перекрывающие друг друга арки, будто окна в городе храмов. Повсюду вокруг себя Сандерс видел мелких птах, бабочек, других насекомых, короновавших лес своими крестообразными ореолами.

Отец Бальтус взял Сандерса за руку:

— В этом лесу мы сподобляемся последнему причащению тела Господня. Здесь все преображено и озарено, собрано воедино в последнем бракосочетании пространства и времени.

Ближе к концу, когда они бок о бок стояли спиной к алтарю, его убежденность, казалось, изменила ему. Проникшая в церковь стужа превратила придел в кончающийся тупиком туннель из стеклянных столбов. На лице у Бальтуса был написан панический страх, когда он наблюдал, как сплавляются, сливаясь в единое целое, клавиши органного мануала, и Сандерс понял, что он пытается отыскать путь к спасению.

Потом он наконец овладел собой. Схватив алтарный крест, Бальтус выдернул его из крепежного гнезда и с внезапно родившимся из абсолютной убежденности раздражением сунул в руки Сандерсу. Затем он увлек доктора за собой на паперть и подтолкнул его в сторону одного из постепенно сужающихся сводов, сквозь который им была видна далекая гладь реки.

— Ступайте! Уходите отсюда! Ищите реку!

Когда Сандерс заколебался, пытаясь одновременно уравновесить крест в забинтованной руке, Бальтус яростно выкрикнул: