Джеймс Баллард: Хрустальный мир

И все же поначалу Сандерс заподозрил, что отец Бальтус, быть может, вовсе и не священник. Обращенные внутрь себя глаза и бледные неврастенические руки пастыря делали его похожим на проштрафившегося послушника, все еще надеющегося обрести спасение в позаимствованной сутане. Однако отец Бальтус оказался самым что ни на есть настоящим, что бы это ни означало и чем бы ни ограничивалось. Старший помощник, стюард и несколько пассажиров узнали его, поздравили с возвращением и, похоже, приняли как должное его отчужденность.

— Затмение? — Отец Бальтус бросил окурок в темную воду. Пароход как раз пересекал собственный кильватерный след, и пенные прожилки растворялись в глубине, словно струйки светящейся слюны. — Не думаю, доктор. Уж всяко его длительность не может превысить восьми минут, не так ли?

Внезапно вспыхнувшие над водой всполохи, подчеркнув острые очертания щек и подбородка, на миг показали его истинный, более жесткий профиль. Ощутив на себе оценивающий взгляд Сандерса, отец Бальтус запоздало прибавил, чтобы успокоить доктора:

— В Порт-Матарре всегда такой свет — свинцовый, сумеречный; вы знаете картину Бёклина «Остров мертвых», где кипарисы несут дозор над утесом с зияющим входом в подземную усыпальницу, а над морем нависли грозовые тучи? Она висит в музее моего родного Базеля… — Он сделал паузу, поскольку зарокотали двигатели парохода. — Ну вот, наконец-то мы тронулись.

— Слава Богу. Вы могли бы предупредить меня, Бальтус.

Доктор Сандерс вытащил из кармана портсигар, но священник с ловкостью фокусника уже затаил в сложенной раструбом ладони очередную сигарету. Бальтус указал на причал, где прибытия парохода дожидалась солидная комиссия по встрече гостей, состоящая из жандармских чинов и сотрудников таможни.

— Ну, а это что еще за чушь?

Доктор Сандерс разглядывал берег. Какими бы ни были личные проблемы Бальтуса, отсутствие у священника благожелательности раздражало Сандерса. Отчасти для себя он сухо заметил:

— Быть может, дело во въездных документах?

— С моими все нормально, доктор. — Отец Бальтус бросил сверху вниз на Сандерса острый взгляд. — И ваши, я уверен, в полном порядке.

Остальные пассажиры, покинув палубу, разошлись по каютам собирать свой багаж. Улыбнувшись Бальтусу, доктор Сандерс извинился и последовал их примеру. Выбросив из головы мысли о священнике — пройдет всего полчаса, и каждый из них пойдет своей дорогой и затеряется в лесу; кто знает, что их там ждет? — Сандерс нащупал в кармане паспорт, проверяя, не забыл ли его в каюте. Путешествие инкогнито при всех своих преимуществах всегда может повлечь за собой какие-нибудь неожиданности.

От трапа за пароходной трубой доктору Сандерсу открылся вид на кормовую часть палубы, где пассажиры более дешевых классов стаскивали в кучи свои тюки и обшарпанные чемоданы. В самом центре палубы возвышался укрытый брезентовым чехлом большой быстроходный катер с красно-желтым корпусом — часть груза для Порт-Матарре.

В катере, положив руку на хромированную раму ветрового стекла, вольготно восседал невысокий стройный мужчина лет сорока в белом тропическом костюме, на фоне которого особенно выделялась окаймлявшая его лицо темная бородка. Благодаря низко начесанным на костистый лоб черным волосам и бегающим глазкам он казался воплощением нервной напряженности и настороженности. Человек этот три дня делил с доктором каюту, но кроме его фамилии — Вентресс — Сандерс практически ничего не сумел о нем узнать. И все это время тот, как нетерпеливый тигр, бродил по пароходу, перекидываясь колкостями с пассажирами третьего-четвертого классов и с командой. Настроение его менялось: то это была своего рода ироническая веселость, а то — угрюмое равнодушие, и тогда он уединялся в каюте и сидел, уставившись в иллюминатор на маленький кружок пустынного неба.

Доктор Сандерс предпринял было пару попыток сблизиться с ним, но большую часть времени Вентресс просто не обращал на него внимания, оставляя при себе причины, побудившие его отправиться в Порт-Матарре. Доктору, правда, было не привыкать к тому, что его избегают окружающие. Незадолго до отплытия среди пассажиров возникло легкое замешательство, более смутившее окружающих, чем его самого, — пришла пора решать, кто будет соседом Сандерса по каюте. Известность опередила его (широкая известность оборачивается своей неприглядной стороной в личной жизни, подумал Сандерс, и конечно же верно и обратное), никто не хотел иметь в качестве соседа заместителя заведующего госпиталем для прокаженных в Форт-Изабель.