Валерий Вотрин - Гермес

— Я весьма раз застать тебя, Кебес, в добром здравии, — ответил он. — Но я и изумлен, ибо не ожидал застать тебя в добром здравии, а ожидал скорее узреть твое тело подвешенным за шею к одному из этих стропил.

Кебес задрожал — от великого гнева.

— Подожди дрожать от великого своего гнева, — остановил его Мес. — Сейчас с языка моего сорвутся слова, кои ты сильно не полюбишь. Потому что они — правда, Себек. Так вот, слова мои — бич, слова мои — жало, но ты подожди взъярятся и постой метать молнии, а лучше выслушай, ибо я скажу вещи хоть и неприятные твоему тщеславию, но по прошествии некоторого времени любезные разумению твоему.

— Я не стану тебя слушать, — проревел Кебес.

— Станешь, — успокоил его Мес. — Еще как станешь! Друг ли тебе Сет?

— Да, — неожиданно для себя с горячностью утвердил его слова Кебес. — Да, он друг мне.

— А почему ты так думаешь?

— Стараешься дружбу нашу разрушить?

— Было бы что разрушать! Ответь мне, почему ты думаешь, что Сет, злобный и жестокий анахорет, вдруг стал тебе другом?

— Мы родственны друг другу общей нашей ненавистью.

— Понимаю. Но почему именно ты? Почему не Баст? Почему не я? Ну, с Баст понятно, ведь она стала союзницей Осириса. Но ты, ты ведь, Себек, — вода. Ты

— благодатный разлив Нила, священный крокодил, живоносные воды Файюма. Так почему вдруг вода и зной идут под руку, словно людская любящая пара, супругами называемая?.. Подожди, не отвечай. Я и так знаю. Да все потому, что тебе надоело твое Ремесло. Такое случается. Набивает оскомину свой Промысел, и тянет на что-нибудь другое, совершенно противоположное и противоестественное. Потому-то здесь вокруг огонь, что ты стараешься приблизиться к Сутеху как можно ближе. На самом-то деле тебе здесь совсем не нравится, в этом полыхающем мире, ты мечтаешь о море, зеленых шелестящих волнах или огромных голубых извивающихся рукавах рек, спокойно несущих свои воды к океану, разливающихся каждый год и дающих свой благодатный ил на пользу полям. Вот что хочется тебе, Себек, а не огня и пожарищ.

— Что скажешь еще? Ты что-то еще хотел сказать горького, обидного, не так ли?

— А то, что говорю сейчас, не горько? Сладко как мед? Тогда ты не поймешь меня. Что слово для глухого? Цветы для слепого? Язык для немого?

Кебес махнул рукой, чтобы хор продолжал, но Мес снова сказал:

— Заткнись, хор! — и хор снова заткнулся.

— Нет, не для того он убивал Ленту, — говорил Мес, — чтобы дать дорогу тебе. У него собственные планы. Крикни хору: «Продолжай!» Прикажи снова петь дифирамбы! Наслаждайся! Тебе недолго осталось, и спеши ловить каждый миг.

— Это нечто новое.

— Все это старо, как мир. Тебе никогда не сравниться с Сетом по части хитрости, коварства, вероломства и великого искусства продавать. Сегодня он охотится за членами Семьи и он премного преуспел. Он уже вывел из строя мать и сына, одну за другим, и остальные, проникнув в суть его, разбежались. Нет и не будет мира, когда царит в мире подлость. Скоро подойдет и твой срок, Кебес.

Тот молчал. Темное лицо его еще больше потемнело, складки превратились в узкие глубокие прорезы, глаза совсем утонули в щелках век.

— Почему я, Тот? — сказал он вдруг.

— Что?

— Почему я? Почему меня ты избрал объектом для своих непонятных исканий? Благодарю, конечно…

— Ты, видно, меня не так понял, Себек.

— Подожди-ка, Тот. Помолчи. Я понял то, что понял. Сет мне друг, так? Друг. Нехорошо предавать друзей. Пусть сначала он предаст меня, а там посмотрим. Сам посуди, Мес: я Архонт. Кто меня сделал им? Сет. Кто поддержал меня, тогда как все вы были против? Сет. Кто устранил ненужных и виновных? Сет. А вот твою роль здесь, Тот, я что-то не угадываю.

Даже в этом бушующем мире приходило время ночи: здесь это выражалось в том, что небо медленно засыхало красно-коричневым струпом, утрачивая свою дневную окраску свежераскрывшейся раны, — темнело. Мес взглянул наверх. Кебес сидел, ожидая ответа.

— Ответа не будет, — наконец сказал Мес. — Ты спрашиваешь: почему ты? Не знаю. Ты казался мне разумным. Нет, ты, конечно, разумен, но как-то по-своему. Все вы как-то иначе, по-другому мыслите. Странно. Сет тебе друг… Но в такой же степени он друг и всем нам. Он опустил голову, а затем громко произнес:

— Гогна!

Острый его взгляд впился в Кебеса. Но на того это слово, сверх всяких ожиданий, не произвело ровно никакого впечатления. Каменный лик его не шевельнулся ни одним мускулом, глаза не выглянули из бойниц век. Неподвижный и почти величественный, восседал он на своем троне и смотрел на Меса с высокомерием.