Лев Аскеров - С миссией в ад

— Легат козломордый, — играя желваками, комментирует Джакомо.

Герцогиня, бросив быстрый, полный укоризны взгляд на молодого человека, в своем высказывании была помягче.

— Он повел себя неподобающе.

— Он жаждет кардинальской мантии и ради нее готов поступиться честью дворянина, — продолжал кипеть Джакомо:

— Вы слишком строги к нему, граф, — осторожно говорит Антония.

— Нисколько! — огрызается он. — Его святейшество папа пообещал ему кардинала, если он доставит Ноланца в Рим. Роберто сам мне сказал об этом.

— Hе судите строго, граф. Да не судимы будете, — поддерживая Антонию, останавливает его Бруно.

Джакомо машет рукой. Мол, пустое. Спорить с ним по этому поводу они не собирались. Антония неприятный для нее разговор о Беллармино переводит в другую плоскость.

— Hу скажите, любезный Джордано, чего это вам вздумалось предавать гласности «Изгнание торжестующего дьявола»?.. Да, понимаю, вы сделали это для людей, чтобы они стали хоть немного поумнее. И что же?!.. Теми же людьми вы были биты.

— Они не ведают что творят, — кротко парирует Ноланец.

— Как же! Hе ведают! — вызывающе, с издевкой вновь вскипает Джакомо. — Ловят, травят, бросают в тюрьму, пытают… И не ведают. Очень даже хорошо ведают. Скажите, что и милые разбойнички не знают, с чего это их несет на дорогу убивать и грабить!

— Hа самом деле, синьор Бруно, вы могли на себе убедиться, что те, кто преследуют вас, делали и делают это сознательно И со знанием дела, — полоснула Антония.

Бруно цвикнул губами и спокойно, даже с некоторой ленцой, стал объяснять, почему он полагает, что люди слепы и глухи разумом своим.

— Всем им кажется, что они знают. Все мы рабы порядка, установленного нами же. А насколько он разумен и правилен, мы начинаем задумываться, когда попадаем в жернова этого порядка.

— Несправедливость, жадность, зависть и прочая дрянь, сидящая в людях, нарушают этот порядок, — говорит Антония.

— Кроме того, как утверждают некоторые умники, сословное неравенство. Власть меньшинства над большинством, — вставляет Джакомо.

— Все, на что вы показали, — в том числе и прежде всего порядок, — не повышая голоса, словно вразумляя учеников, продолжал Бруно, — всего лишь производное от того, что сидит в людях…

— Я про то же самое, — улыбается Антония.

— Простите, Ваше величество. Совсем не про то, — возражает Бруно.

— Почему?

— Послушайте… Кем устанавливаются правила?.. — спрашивает он и сам же отвечает:

— Людьми… Кем нарушаются они?.. Теми же людьми… А совершенны ли те, кто их устанавливает?.. Судя по всему, увы! Однако в мире этом порядок существует. Он есть. И работает он с точностью часового механизма. Работает не одну тысячу лет. Это порядок, созданный Богом. Это — природа! День и ночь. Рождение и смерть. Осень, зима, весна, лето. Вращение Земли вокруг своей оси. Один оборот — сутки, один виток ее вокруг солнца — год… И так далее. Все, как вы понимаете, имеет свою размеренность и нерушимый срок. Ставшую привычной, незыблемую целесообразность.

Мы люди — дети этой природы. Ее порядка. Более того, мы наделены разумом. Hо при его наличии мы самые непослушные земные твари. Мы не понимаем природы, пестующей нас. Hе понимаем, как дети не понимают и не слушают своих родителей… Она нам советует, подсказывает, тыкает носом в очевидное. А мы не хотим этого видеть, хотя можем. И всем текущим бытием, Он, Всевышний, устал твердить: «Чего тебе еще надо, человек?! Я дал тебе разум, так сделай жизнь свою разумной. Это — просто. Познай мир — поднимешься до Меня».

Мы же, в общем Господнем порядке, уже тысячи лет живем в жесточайшем беспорядке.

— Похоже, что так оно и есть, — соглашается Джакомо.

— Вот вы, граф, — пропуская комментарий мимо ушей, продолжает Бруно, — сказали, что некоторые умники видят беды в неравенстве людей, в смысле их благосостояния. Наши умники ищут не там. Люди не могут быть равными по природе своей. Допустим, в какой-либо стране удастся огнем и мечом установить одинаковый достаток для всех своих подданных. Hо минет два, от силы три, поколения, и порядок тот лопнет, как мыльный пузырь. Обреченность такого бытия — в неодинаковости самих людей. Завистники, убийцы, мздоимцы, властолюбцы и прочая-прочая сделают свое дело.

— Выходит, чтобы по-человечески жить, надо всех младенцев, рождающихся с пороками, прямо в колыбели…. — Джакомо двумя пальцами сжимает свой кадык.

— Вы тоже к этому склоняетесь? — с усмешкой спрашивает Антония.