Елена Романова - Агент нокке, или на войне как на войне

– Не надо… Я боюсь… Пожалуйста, не надо…

– Надо, малыш! Потерпи, просто так надо! Иначе нельзя, – спокойно, как будто речь шла о чем-то вполне обыденном, обрывал напуганного подростка суровый доктор, пока дюжие мужики крепко привязывали парня к столу, служившему уже несколько дней постелью для необычного пациента, а его дядю также спокойно и обыденно выставляли за дверь.

– Дядя Петя, увези меня, – просил юноша, когда дяде после всего разрешали войти к измученному и перепуганному племяннику, – мне здесь не нравится…Мне плохо…

Так больно… Не могу терпеть…. Мама… Дядя Петя, прикончи меня, пожалуйста,… Сил больше нет…

– Потерпи, малыш! – уговаривал его дядя Петя, – мы столько ехали! Эти люди знают, что делают. Что же делать, раз так случилось. Надо терпеть.

– Я боюсь… Эти мужики мне не нравятся… Они специально надо мной издеваются…

– Ну, мало ли что тебе не нравится. А что, дома тебе лучше было? Лучше было просто сходить с ума, не зная в чем дело? – Петр Сергеевич гладил по волосам своего воспитанника, пытался успокоить его, – Немедленно прекрати истерику.

Успокойся, ты уже большой мальчик… Не надо дергаться… Потерпи малыш…

Сейчас все пройдет…Спокойно… Сейчас все…

Петр Сергеевич приставал к врачам, пытался разобраться, что же такое происходит.

– Сколько можно мучить ребенка? Он скоро с ума сойдет, он же всего боится. Он во сне кричит.

– А Вы что хотели? Гноили мальчишку два месяца, а хотите, чтобы за два дня все прошло. Так не бывает.

– А нельзя ли как-нибудь понежнее, он ведь еще не совсем взрослый. Ему слишком тяжело… У него сердце слабое, может не выдержать.

– А когда вы отправляли его на задания, с которых он еле живой возвращался, почему вы не думали, что он еще ребенок. Тогда вы, почему-то, не беспокоились, что его сердце может не выдержать! Он был хоть раз в санатории? Он должен один месяц спать зимой – он хоть недельку поспал?

Тут дядя Петя вспомнил, что в конце ноября, начале декабря у Ника действительно были необъяснимые приступы сонливости. Он мог заснуть прямо на занятии. Мало того, засыпал прямо в море, его спасали дельфины. Они доставляли парня, не подающего признаков жизни на базу, поручая заботам доктора. Тогда выходили из положения – ему кололи руку что-то жгучее, от чего он сразу же просыпался.

Правда, лекарство помогало не надолго – через день два парнишка опять неожиданно засыпал на полуслове. И приходилось повторять все с начала. Из-за этого начальник базы и отослал Ника, чтобы не случилось беды. А вовсе не из-за сыпи.

Об этом Петр Сергеевич честно рассказал строгому доктору. У того еще грознее сдвинулись брови, еще больше потемнело лицо.

– Вы стегали его измученный организм, как загнанную лошадь. Вот и достегались. А всего-то и надо было дать ребенку отдохнуть. Дали бы ему поспать – и тогда мальчик здесь бы не оказался. Но нет – все для фронта. Правильно – сейчас ему тяжело… Сейчас он плачет от боли и, уже не получается от него не отмахиваться.

– Не я ведь его посылал!

– Да, но с вашего молчаливого согласия. Вы молча наблюдали, как он надрывается!

Вот он и надорвался. Кто-то медаль, кто-то звание – а мальчишка за это крест на могилку и того не получит.

– Что я мог поделать? Не от меня зависит… Но малыш, ему так трудно.

– А кому сейчас легко. Болезнь у него такая, мы и так делаем, все что можем. Но время… Нужно время и очень много терпения.

Врачи пытались объяснить замученному дяде, который изнервничался не меньше самого больного, мудреные термины. Последний ломал голову над медицинскими книгами, пытаясь вникнуть в суть проблемы. Но, это оказалось так трудно, как этим же врачам разобраться в тонкостях конструирования скоростного истребителя дальнего действия. И дядя Петя бросил это занятие. Врачи и без него делали все, что только было можно и то, что еще было нельзя.

Постепенно мучительные боли прошли. Дядя Петя уехал домой, а Ник остался на лечение. Оно было довольно неприятным. Таблетки и микстуры были противными, и источали невыносимый запах. От лекарств сильно крошились и болели зубы, правый бок наливался свинцовой тяжестью. Ник сам насквозь пропитался ядовитым запахом.

Волосы осыпались, как с линяющего кота. Густые темные кудри поредели, а зеленые прядки (которые был практически незаметны на темном фоне) придавали и без того бледному лицу особенно болезненный вид. А кожаная куртка, которую Ника-нокке забыл у дяди Максима, и через много лет продолжала пахнуть тяжелыми лекарствами.