- Взгляни на это, - сказала она. - Все подумают, что я оставила сцену.
- А разве это не так? - спросил он, немного помедлив.
Мария в изумлении уставилась на него.
- Как? Что ты имеешь в виду?
В это время он наводил порядок в своем бюро, раскладывая по местам ручки, карандаши, бумаги.
- Ничего, - сказал Чарльз. - Неважно. Он продолжал рыться в многочисленных ящичках бюро.
- Разумеется, я не могла выступать, когда носила ребенка, - сказала Мария. - Но мне постоянно присылают пьесы. Все время звонят. Ты, конечно, не думаешь... - Мария замолкла, внезапно осознав, что не знает, о чем
Чарльз вообще думает. Она никогда его об этом не спрашивала. Как-то в голову не приходило. И, по правде говоря, не интересовало.
- Старик на глазах слабеет, - сказал Чарльз. - По справедливости, нам следует чаще бывать в Колдхаммере. Здесь, в Ричмонде, мне не очень уютно. Там столько дел...
Столько дел... В том то и ужас, что нечего делать в Колдхаммере Марии. Чарльз иное дело. Поместье родителей - его дом. Его жизнь, там он не знает ни минуты покоя.
- Я думала, ты любишь этот дом, - сказала Мария.
- Да, люблю, - ответил Чарльз. - Я люблю его потому, что люблю тебя. Это наш первый общий дом, здесь родилась Кэролайн, но надо смотреть правде в глаза: здесь мы только на время. Недалек день, когда Колдхаммер потребует всего моего внимания, всех сил.
- Когда умрет твой отец? Ты это имеешь в виду? - спросила Мария.
- Он может прожить еще много лет. Не в этом дело, - возразил Чарльз. Дело в том, что он с каждым днем все больше и больше зависит от меня. Как не нравится мне дурачиться в Лондоне - хотя, если быть откровенным, это пустая трата времени, за что я презираю себя - в глубине души я знаю, что мое место в Колдхаммере. Не обязательно в самом доме, но где-нибудь поблизости. Нам прекрасно подойдет Фартинга, дом на границе имения, построенный по проекту Лютьенса*. Я в любое время могу получить его в полное распоряжение. Помнишь, когда-то он привел тебя в восторг?
- Разве? - вялым тоном проговорила Мария.
Она отвернулась и заговорила о чем-то другом. Их разговор был чреват кризисом. А кризис это нечто такое, чего всегда следует избегать.
Но в то утро, сидя одна в своей спальне, она вновь вспомнила разговор с Чарльзом. Ричмонд недалеко от Лондона, и Марии это очень удобно. Полчаса - и она в любом театре. Каждый вечер Чарльз забирает ее на машине, и в половине двенадцатого она уже дома. Сущий пустяк.
До Колдхаммера от Лондона почти восемьдесят миль. Нечего и думать ездить туда и обратно на машине. Поезда ходят из рук вон плохо. Чарльз, конечно, понимает, что, если она вернется на сцену, ей придется жить вблизи Лондона. Возможно ли, чтобы Чарльз надеялся, пусть даже в глубине души, что она не захочет снова выступать на сцене? Неужели он воображает, что она поселится в Фартингз или где-нибудь еще, будет делать то, что делают другие женщины, жены его друзей? Найдет удовлетворение в том, что станет заказывать меню, слоняться по дому, в отсутствии няньки гулять с Кэролайн, давать обеды для узкого круга знакомых, вести разговоры о садах?
Неужели он ожидает, что она остепенится? Вот оно - подходящее слово. Другого не существует. Остепенится. Чарльз надеется заманить ее в Колдхаммер, чтобы она остепенилась. Ричмонд - не более чем взятка, подачка, чтобы успокоить ее. Дом в Ричмонде - часть плана, задуманного с целью ее сломить. С самого начала Чарльз видел в ричмондском доме способ осуществить свое желание. Она помнила, как неопределенно, как туманно Чарльз всегда говорил о будущем. Она тоже. Специально. Может быть, она избегала определенности, потому что боялась? Может быть, она избегала определенности из опасения, что если бы сказала Чарльзу перед помолвкой: "Не может быть и речи о том, чтобы я променяла свою жизнь на вашу", он бы ответил: "В таком случае..."
Как бы то ни было, лучше об этом не думать. Выбросить из головы. Подобные вещи обладают тем свойством, что если о них не думать, то они улаживаются сами собой. Чарльз любит ее. Она любит Чарльза. Кроме того, она всегда умела поставить на своем. Люди и события всегда приспосабливались к ней. Мария отложила фотографии Дороти Уайлдинг и взяла утреннюю газету. Там было несколько строк про Найэла. "Этот блестящий молодой человек..." и далее о том, что скоро все будут напевать песни, написанные им для нового ревю, представления которого начнутся в Лондоне через две недели. Оно имело шумный успех в Париже. "Сам наполовину француз, пасынок известного певца Делейни, он помог переработать ревю для английской сцены". Он говорит по-французски, как истинный парижанин. "Вот уж неправда, - подумала Мария. Минут пять Найэл еще способен поболтать по-французски с отличным произношением, затем его мысли начинают путаться, и он все забывает. Скорее всего вклад Найэла в это ревю весьма невелик. Если вообще есть. Все сделала Фрида.
Читать дальше