Лев Аскеров - Человек с того света

— Удобно, — сказал Мефодий, пытаясь перехлестнуть ремнём грудь Лешего.

— Не смей! — повысил тон Леший и стал больно щипать оголен-ленные руки хозяина.

— Болван! — взвизгнул Артамонцев. — Не щипайся! — н щёлкнул беса в темя.

— Не бей меня по голове, — запротестовал Леший.

— А ты не щипайся, — трогаясь с места, бурчал Артамонцев. — Тоже мне, взял привычку драться.

— Я не дерусь. Я защищаюсь. Имею право.

— Право, право… — передразнивает Артамонцев, — Я тоже его имею.

— Знаю. За тобой право сильного.

— Ошибаешься. Разумного, — поправляет Мефоднй.

Препираясь с роботом, Артамонцев размышлял о другом. Леший в последнее время всё чаще и чаще удивлял его. Своим поведением. Он стал позволять себе довольно странные выходки. Дело даже не в этих щипках. Они — из заложенной в него программы самозащиты. Дело в другом. Робот стал активно бунтовать против того, чтобы его помещали в ограниченное пространство. В Москве ни в какую не желал укладываться в чемодан, в котором обычно приходилось его перевозить. А здесь, в Калькутте, не хотел, чтобы его обвязали ремнём безопасности. Самое же любопытное то, что в поведении Лешего возникли признаки инициативности. Он стал выказывать потребность в принятии самостоятельных решений. Раньше за ним такое не наблюдалось. Мефодий обязательно заметил бы. Правда, сегодня этот явный, ранее несвойственный Лешему симптом, чуть было не ускользнул от его внимания. Спросонок, он не придал внимания осмысленности одного из действий Лешего. Наверное, потому, что Мефодий привык к нему, как к своему второму «Я». Забывал, что имеет дело с роботом. Осенило его потом, когда наконец после суматошных сборов и улаживания формальностей, он уселся в самолёт, летящий рейсом Москва — Кабул—Калькутта. Анализируя строптивости Лешего, который, отчаянно сопротивляясь, отказывался ложиться в чемодан, Арта-монцев сходу диагностировал: расстройство психического блока робота. Первое, что пришло в голову. Мефодий здорово огорчился. Этот блок, по их с Шереметом мнению, был самым надёжным органом Лешего. Они столько над ним бились, столько затратили сил… Неприятная неожиданность. Когда же это у него началось?.. И, восстанавливая в памяти утреннее событие — разговор с Робертом Мерфи, а потом с ребятами, — он вдруг вспомнил весьма интересную странность в поведении Лешего, которая заставила его по-иному посмотреть на свой первоначальный диагноз. Мефодий тряхнул головой. «Бог ты мой! Неужели?!» — воскликнул он про себя. Как же можно было не обратить на это внимание!

Перед глазами чётко и яено встал этот только сейчас дошедший до него эпизод. Леший, соединивший Артамонцева с Нью-Йорком и контролировавший весь разговор, поняв, что их подслушивают, по собственной инициативе парализовал речь Мефодия и им же включённым механизмом бегущей строки сообщил об этом хозяину. Он, по существу, предложил Мефодию письменную форму обмена диалогом между ними. Бегущая строка была единственной возможностью предупредить хозяина и он ею воспользовался. Сам включил её. Другого варианта у него не было. Блок телекинеза, обеспечивающий мысленный обмен информацией между ними, Артамонцев подключал к Лешему только, когда они расставались…

Сбылось, стало быть, предсказание покойного Шеремета. Пришёл наконец звёздный час робота. Его биокод начал работать на саморазвитие. Шеремет предупреждал, что придуманная им для Лешего биоустановка, после того, как насытится закладываемыми программами, станет удивлять нас. «Попомни моё слово, — говорил Шеремет, — у нашего Лешего ещё будет минута, когда он попросит у нас автономии. И станет Лёшка, созданный нами, нашим братом». Если по большому счёту, Артамонцев боялся этого. Случись такое, а оно, судя по всему, неизбежно, поди знай, как Леший поведёт себя. «Непредсказуемая штука может выйти. Опасная», — выразил он свои сомнения.

«Не городи чушь, Мефодий, — возразил Шеремет. — Если мы его будем пичкать мерзостью, он её нам и выдаст. А нет, так на „нет“ и суда нет. Он ответит нам монетой того достоинства, какую мы в него вложим. Выше своего биокода, как и человек выше своей головы и генного ряда, заложенного в нём Оттуда, — Лёва поднял указательный палец вверх, — он, наш милейший Лёша, — не прыгнет…»

Всё правильно. Не мог, никак не мог их Леший переродиться в злодея. Они вложили в него частичку самих себя. И она, эта частичка, закодированная в биоблоке, пронизываясь потоком получаемой роботом информации, должна была — как микроорганизм, помещённый в естественные условия, — совершенствоваться. По замыслу Шеремета, биозаряд, определяющий на первом этапе механический уровень функций Лешего, закономерным путём перерастёт в его уникальную качественную особенность — робота со свойствами человеческого существа.