Олег Никитин - Живые консоли

Тима провел ладонью по коротким – ровно 4 микрона длиной, остриженным по последней моде, спиралью сходящимся к макушке – рыжим волосам на голове. В последнее время собственное веснушчатое лицо не слишком нравилось ему, но Домовой наотрез отказывался выводить пигментные пятнышки, ссылаясь на прямой запрет Тиминой матери. Слегка вздутый на кончике нос и несимметричные – нижняя непростительно, по-детски пухлая, а верхняя тонкая – губы тоже выглядели сомнительно. Ладно, хоть уши не подкачали, да и то он добился того, чтобы они оттопыривались под правильным углом, только ношением специальных державок. Когда не находился в Сети, разумеется. Иначе бы педантичный компьютер приделал к его образу эти нелепые протезы (Тима целый месяц отказывал себе во всем, чтобы сэкономить и заказать их по пневмопочте).

– Завтрак, – бросил он и боком лег на кровать, приготовившись посмотреть визуальную программу.

– Принимать пищу в такой позе негигиенично, – прокомментировал Домовой.

– Тогда вообще не буду есть.

Конечно, Тима не надеялся на то, что в логической цепи Домового произойдет сбой – экспертные системы проектировали изощренные в машинной, да и человеческой логике бионы.

– В 10.12 на видеоканал твоей матери (вторым планом) будет выведено сообщение об инциденте. Дублирование голосом по категории важности 2.

Это означало, что он примется жужжать в уши Тиминой матери, если та не будет занята разговором или какой-либо активной деятельностью в Сети. В противном случае он отложит свои жалобы до освобождения аудиоканала.

– Наверняка у нее включен фильтр, чтобы отсеивать твои дурацкие жалобы, – злорадно заявил мальчик.

Как бы все-таки исхитриться и снизить его завышенные требования к Тиме до минимальной двадцатой категории? Тогда любой, самый незначительный звук или мелькнувшее в глазах матери изображение заткнет Домовому рот, пока не истечет интервал актуальности на таймере. Кстати, его бы тоже не помешало отрегулировать…

– Паразит ты, Чиппи, – добродушно сказал Тима и лег на спину, подложив под голову руки. – Ладно, давай замнем «инцидент». Включи девяносто шестой.

Из спинки кровати выдвинулась узкая трубка с магнитным раструбом. Катетер, торчавший из Тиминого пупка и до этой минуты сохранявший свернутое положение, выпрямился и наделся на трубку. В желудок потек питательный раствор, наполняя его сытой тяжестью.

Отраженно светясь одним боком, она пританцовывает на горизонтальной поверхности, смело шлепая голыми пятками по обеим сенсорным панелям. При этом инфосфера зачем-то колеблется, будто подвешенная на жгуте, и отбрасывает на девушку разноцветные блики. Задерживаются и оседают они только на ней, а те, которым не повезло соприкоснуться с ее тонким телом, улетают во тьму, растворяясь в необозримой, глубокой черноте.

– Твоя правая, моя левая, – в полной тишине говорит она и вытягивается на одной ноге, освобождая вторую панель для Тимы. Ее серебристая майка с круглыми отверстиями для грудей натягивается, и проступает пупок с обернутым вокруг него катетером.

– Я не умею, – смущается он, формируясь на границе собственного внутреннего зрения высоким, мускулистым и модно одетым.

– Уже умеешь. – Она показывает ладошку сфере, и Тимина конечность пускается в медленный танец (вторая упруго установлена на сенсор). Внезапно он понимает, что эти движения настолько крепко зафиксированы в его памяти, что извлекаются из нее сами, без всякого участия с его стороны. Но на самом деле, конечно, – сторонний Тима это точно знает, – умение правильно двигаться передается его мышцам непосредственно через сверхпроводник, плотно накрытый его голой ступней.

Вдруг увесистая панелька синего пластика, лепившаяся к инфосфере, – Тима видит это со стороны, но предупредить себя не успевает, – отрывается от крепления и падает прямо на макушку танцору, отчего в обоих ушах у него раздается гулкий, раскатистый звук. Девушка заливисто смеется и на лету подхватывает гладкий кусочек, однако неполадки на этом не заканчиваются. Пластик застывшими радужными каплями валится на голову Тиме, и как он ни старается отбиться от него руками, забыв о танце и упершись обеими ногами в плоскость, ничего не выходит – верткие осколки продолжают лупить его по «внутренним» ушам.

И тогда он понимает, что сработал таймер, оставляя в его памяти только этот, последний эпизод программы, сконструированной на основе поздних, а потому особенно ярких Тиминых впечатлений.