Роза Сергазиева: 2012. Точка возврата

Подросток укрепил факел в специальной подставке, вынул из кармана пучок соломы и начал протирать календарь.

Икшефтус скрюченными, плохо гнущимися пальцами провел по выдолбленным в стене холодным линиям. Последний жрец должен продемонстрировать хоть и единственному зрителю свою причастность к великой тайне. Указательный палец уперся в плоскую выемку. Своеобразный пробел в Линии Судеб. Лакуна, которую предстоит заполнить именно Икшефтусу.

Мальчик отбросил клочок сухой травы и, подпрыгивая, стал смахивать с углов переплетенные пыльные нити. Потом присел на корточки и дыханием сдул осевшую между значками пыль.

— Что тут написано?, — ткнул он рукой в финальный отрезок текста и поднял голову к жрецу.

— "Конец дней", — торжественно произнес Икшефтус.

— Что означает "конец"?, — мальчик отличался от сверстников, обитавших ныне в городе у подножия пирамиды, ребенок был надоедлив и болтлив.

— Напутствие предназначено тем, кто столкнется с бедой через много-много тунов, — уклончиво ответил последний жрец, потому что он и сам толком не знал смысл предсказания.

У своего учителя не уточнял, так как трезво рассудил, что до часа "ноль" в любом случае не доживет. Как и этот настырный мальчик, и еще много его поколений потомков.

— А когда мы заполним пустую строчку?, — мальчик выпрямился и поискал свободную лакуну: надо убедиться, что она никуда не убежала после их последнего посещения.

— Я уже объяснял тебе, — забыв про лоск величественности, которым обязан обладать настоящий жрец, цыкнул Икшефтус: как же надоел ему мальчишка, ребенок слишком много задает вопросов, — когда над Землею по велению бога Тонатиу вспыхнет Огненный Цветок.

— Но купол над головой бесконечен, — скривил губы непослушный подросток, махнув в сторону окна. — Хотя бы известно, в какой части неба зажжется факел?

— Там, где по ночам восходит Глаз Быка, — повторил Икшефтус то, что постоянно твердил ему учитель. — Священная Красная Звезда, которой веками поклонялись майя. И как только придет Новый Свет, я смогу просчитать точную дату "Конца дней".

— По-моему, ты давно проспал Небесный Цветок, — хмыкнул вредный мальчишка, — потому что "конец дней" давно наступил. Наше племя стало таким малочисленным.

— Проглоти свой язык, наглец, — сверкнул глазами старый жрец: вот с кем ему суждено проводить последние дни на этой земле. — Во-первых, после "Конца дней" вообще никого не останется, на всей планете. А во-вторых, Небесный Цветок будет таким огромным и ярким, что затмит Солнце и Луну. Подобное не пропустишь.

Если честно, жрец тоже не раз ломал голову: чем на самом деле окажется Небесный Цветок. Может, предки имели в виду мощную вспышку молнии? Икшефтус еще помнил серебристые шары, которые нависали над храмами, возвещая о неминуемом начале сезона дождей. Со страшным грохотом, словно одновременно ударяли в тысячи барабанов, шары рассыпались множеством искр. Но вот уже несколько десятилетий молнии не прорезали воздух, как и перестали падать из облаков потоки воды. В глубине души последний жрец боялся, что может пропустить рождение Небесного Цветка. Кстати, из-за подобных опасений Икшефтус и поселился в пирамиде, в помещениях на вершине, ближе к небу.

Чтобы прекратить дискуссию и не дать мальчику возможности задать очередные вопросы, на которые Икшефтус — в прошлом не очень аккуратный и любознательный ученик — не знал ответов, старик повернулся спиной к Камню Судеб и направился к ненавистной лестнице.

Ровно двенадцать истертых до скользкости льда ступеней вверх. Под тяжестью ступавших веками по ним жрецов в камнях образовались ямки. "Вот, даже камень по отношению ко времени не вечен, — пробормотал Икшефтус. — Как же наши предки заглядывали на тысячелетия вперед? Откуда узнали, что "Конец дней" неминуем?"

Плечи Икшефтуса опустились, словно на них давила ответственность перед потомками: он должен завершить Камень Судеб, сообщить человечеству финальную дату. И последний жрец справится с тяжкой миссией.

А пока… Поскорее бы добраться до своей комнаты и упасть на ложе. Его ждет целительный сон.

О чем еще мечтать столетнему старцу?…

День предстоял долгий.

Излишне суетный, предсказуемо нервный.

20 июня 2012 года Егор Лукошкин брился в ванной и перебирал, словно лепестки на ромашке отрывал, невеселые мысли. Каждый год в этот летний день накатывала хандра, хотелось ныть и жаловаться.