Перед рассветом его толкнули в плечо — он вскочил. На столе лежал поношенный паспорт; он был раскрыт, с фотографии глядело плоское скуластое лицо с темной челкой по самые брови.
— Законно.
— Родная матуха не узнает.
— Родной матухи нет.
Он перевернул страницу: Боков Александр Павлович, 1946 года рождения и т. д. Из-под обложки торчали сотенные купюры.
— Так, — сказал Боков задумчиво. — Тики-так.
— Советую смотаться. А то ноги замочишь.
— Тики-так, — не ооращая внимания, повторил Боков. — А я дрыхал и одного институтского преподавателя, профессора видел. Химию у нас читал. Будто я на деле прижал его в подворотне, а он меня узнал и говорит: ты, говорит, Саня, прирожденный химик. Чудеса! Ведь он, бывало, и наяву так говорил. За фраера меня держал. Но мужик был ничего… Это ж подумать только — в институте успел поучиться…
— Мы квиты? — спросил хозяин.
— Квиты.
— Ну и хана. Теперь двигай. Пока трамваи не ходят. И этот адрес забудь. И поимей в виду: треплешься ты во сне много — вся анкета наружу.
Боков нахмурился.
— Ладно… — Потом встряхнулся, посмотрел на часы, засмеялся. — Все! Договор дороже денег. Плесни-ка на дорожку, мастер. И подари мне вон тот твой кемель. А я тебе свою шляпу подарю. Заметано? Ха-ха-ха…
Вера была глуха и слепа. Продавщица три раза спросила, есть ли сумка, а Вера тупо смотрела ей в рот и не могла сообразить, чего от нее хотят.
— Вам завернуть?
Вера кивнула. Продавщица подала сверток, назвала сумму, машинально взяла трешку, отсчитала сдачу, и все это — подозрительно поглядывая на Веру.
— Вам плохо, что ли?
— Да, — проговорила Вера и пошла от лотка. «Чокнутая, наверно», донеслось ей в спину; кто-то льстиво хихикнул.
«Зачем мне была нужна редиска?» — попыталась вспомнить Вера, но не вспомнила. Возле трамвайной остановки кто-то поздоровался с ней — она сообразила это не сразу, и отвечать уже было поздно.
В трамвае оказалось свободное место, и она села. Скоро возле нее пристроилась пожилая женщина с девочкой.
— Я хочу сесть! — заканючила девочка.
— Не видишь, некуда? — громко ответила женщина. — Поважнее нас с тобой стоят.
— Я хочу се-е-есть!
— Все инвалидами да престарелыми занято, потерпи.
— Се-е-есть…
— Вот когда тебе будет восемнадцать — двадцать, тогда и будешь сидя ездить.
— А тебе больше?
— Больше. Только когда и тебе станет больше, опять будешь стоять.
— Молодым везде у нас почет, — поддержал ее сухонький начинающий старичок.
— Когда вы, почтенные, прете без очереди, расталкивая всех локтями, вы забываете о приличиях и возрастах, — заметил откуда-то сзади язвительный баритон.
Обычный трамвайный треп…
Вера развернула кулек, достала редиску, откусила не глядя.
— Хочу редиски! — требовательно зашептала девочка.
Вера протянула кулек; девочка проворно схватила самую крупную, зажала в кулачке. Женщина взорвалась.
— Не тронь всякую немытую гадость!
Кулачок разжался, редиска покатилась по вагону. Вера невозмутимо жевала. «Зачем мне редиска… Зачем мне редиска…»
И тут она вспомнила: это мать просила купить редиски — «чего-нибудь свеженького, сочненького, редисочки бы хоть какой-нибудь», — предупредив, что станет есть только «тщательно сто раз помытое»… Вера прикрыла кулек рукой.
…Он сказал что было то прошло и не хрен разыгрывать трагедию потеря невинности не причина для мировой скорби подумаешь ценность в конце концов рано или поздно все ее лишаются это не потеря суверенитета независимости черт побери не могу терпеть когда с ней носятся как со знаменем и оставь пожалуйста при чем тут достоинство честь какое перечеркивание какое растаптывание никто тебя не перечеркивал и не растаптывал театр это все да и театр-то давно минувших дней и я ее потерял в свое время почти мальчиком и проделала сие со мной опытная бабенка раза в два старше ей было здорово интересно как это получится какое произведет впечатление и никогда ей не пришло в голову что она какой-то там грех на душу взяла а я ревел от чего-то сам не знаю от чего а она хохотала и как видишь все обошлось цел и невредим так что можешь успокоиться в конце концов все произошло по любви ты мне понравилась я мужчина ты женщина и я хотел тебя потому что ты женщина а я мужчина и ты мне понравилась а я тебе тебя никто не насиловал никакого скотства это естественно черт побери так сделала природа так было всегда и так будет и встряхнись подумай здраво трагедия это когда жрать нечего и дети голодные ноют ну напейся что ли черт побери ты думаешь такую тебя можно любить… Ты что руки распускаешь идиотка ну и катись…
Читать дальше